Меня вы бесите. Поймите вы меня:
Я видел этот срам вот здесь, средь бела дня!
Меня вы бесите. Поймите вы меня:
Я видел этот срам вот здесь, средь бела дня!
Оргон:
Я счастлив! Мне внушил глагол его могучий,
Что мир является большой навозной кучей.
Сколь утешительна мне эта мысль, мой брат!
Ведь если наша жизнь — лишь гноище и смрад,
То можно ль дорожить хоть чем-нибудь на свете?
Теперь пускай умрут и мать моя, и дети,
Пускай похороню и брата и жену -
Уж я, поверьте мне, и глазом не моргну.
Клеант:
Да... это чувство и впрямь на редкость человечно.
Ваш грех, что чересчур вы были легковерны,
Но подозрительность есть грех настолько скверный,
Что, если к крайностям стремится так ваш дух,
Впадайте сызнова уж в первую из двух.
Неужто же вы так чувствительны к соблазнам
И вожделение не в силах побороть,
Нечаянно вблизи узрев живую плоть?
Вы, как я погляжу, уж чересчур горячий,
А я — похолодней и чувствую иначе:
Явись вы предо иной в чем родила вас мать,
Перед соблазном я сумела б устоять.
Дорина.
Но...
Г-жа Пернель.
Милая моя! Я замечаю часто,
Что слишком ты дерзка и чересчур горласта.
Советов не прошу я у нахальных слуг.
Дамис.
Однако...
Г-жа Пернель.
Ты дурак, мой драгоценный внук,
А поумнеть пора — уж лет тебе немало.
Я сына своего сто раз предупреждала,
Что отпрыск у него — изрядный обормот,
С который горюшка он досыта хлебнёт.
Мариана.
Но, бабушка...
Г-жа Пернель.
Никак промолвила словечко.
Тихоня внученька? Смиренная овечка?
Ох, скромница! Боюсь, пословица о ней,
Что в тихом омуте полным-полно чертей.
Вот так всегда: чуть что — немедля шум и гром.
Вы быть умеренным не можете ни в чем
И, здравомыслию чужды, напропалую
Из крайности одной бросаетесь в другую.
От злоязычия себя не уберечь.
Так лучше сплетнями и вовсе пренебречь.
Нам подобает жить и мыслить благородно,
А болтуны пускай болтают что угодно.
Так ничего гнусней и мерзостнее нет,
Чем рвенья ложного поддельно яркий цвет,
Чем эти ловкачи, продажные святоши,
Которые, наряд напялив скомороший,
Играют, не страшась на свете ничего,
Тем, что для смертного священнее всего;
Чем люди, полные своекорыстным жаром,
Которые, кормясь молитвой, как товаром,
И славу и почет купить себе хотят
Ценой умильных глаз и вздохов напрокат;