Страсть, прежде всего, — лекарство от скуки. И ещё, конечно, боль — физическая больше, чем душевная, обычная спутница страсти; хотя я не желаю вам ни той, ни другой. Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой).
Да, в сущности, не всё ли равно, чем всё это закончится? Единственное, что было важно для него, как и для всякого живого существа, — это избавиться от невыносимых мук.
Люди своеобразные существа. Всеми их действиями руководствует желание. А их характеры выкованы из боли. Сколько бы они не пытались подавить боль. Подавить желание. Они не могут освободить себя от вечного рабства своих чувств. И пока в них бушует буря, они не обретут мир. Ни в жизни, ни в смерти. И так день ото дня они будут делать то, что должно. Боль будет их кораблем, желание – их компасом. Это все, на что способно человечество.
Когда вас одолевает скука, предайтесь ей. Пусть она вас задавит; погрузитесь, достаньте до дна. Вообще, с неприятностями правило таково: чем скорее вы коснётесь дна, тем быстрее выплывете на поверхность. Идея здесь, пользуясь словами другого великого англоязычного поэта, заключается в том, чтобы взглянуть в лицо худшему.
Невинные и простодушные речи ребенка чаще всего наиболее жестокие. Дети многого не понимают, и именно из-за этого их замечания всегда попадают в самые болезненные места.
С теми, кому больно, не спорят. Боль, как физическая, так и душевная, лишает человека способности мыслить трезво.
Маленькая сучка начинает плакать на руках у мужа Автора, как плачут дети, когда совсем страшное уже позади и больше не будет больно, и будут конфеты, и будет покой и свой дом, и тепло, и любовь, но надо выплакать то, что было. Выплакать страшное. Начинает плакать, как плачут дети не тогда, когда им не разрешают есть ананасные конфеты, а как плачут они в сильную грудь, в успокоение и умиротворение от уже случившегося, оттого, что уже не исправишь, оттого, что уже прошло, но было больно! Было больно! Было больно! И с каждой такой маленькой слезой страшное былое больное уходит, утекает в ту часть безвременья, что подлежит уничтожению, окончательному сожжению на адовых сковородах. Потому что ад – это вовсе не место бесконечных мук, где всех нас и всех их ждёт расплата по кредитам. Всё совсем не так. Ад – это печи, муки утилизирующие. Горят не грешники. Сгорает грешное. У кого – при жизни – чужое, у иных – после смерти – своё. Увы, температура в геенне огненной для всех одинакова, и каждый градус по Цельсию ощущается своей собственной шкурой в обоих случаях. Муки ждут и тех и других – всех нас, – разница лишь в том, какая «ткань» останется на месте «адова ожога» – радость света или темнота пустоты. Но вечной боли не будет ни у кого.
Ну, и в итоге всем, кто потерял, хочу сказать: боль потери уляжется, подсотрется, размоются краски; все позабудется, хоть и не до конца, но заживет и кровоточить уже не будет; напоминать о прошлом будет только шрам, поэтому крепитесь и терпите.
Нельзя из одних отношений сразу кидаться в другие. Надо взять тайм-аут, подумать о жизни, побыть без никого в блаженном одиночестве.
С самого детства нам говорят, что любовь – редкий алмаз. Она дарит счастье, исцеляет, меняет в лучшую сторону. Но никто не говорит, что она ещё и хрусталь, который так легко разбить. Что она как нож: режет,
оставляет раны, которые образуются шрамами на всю жизнь. Как безжалостная и беспощадная война.
Cлайд с цитатой