Любая армия начинается с солдата.
Мне форму новую дадут,
Научат бить из автомата,
Когда по городу пройду -
Умрут от зависти ребята.
Любая армия начинается с солдата.
Мне форму новую дадут,
Научат бить из автомата,
Когда по городу пройду -
Умрут от зависти ребята.
– Нас демобилизуют?
– Еще легко отделались, будьте благодарны. Армии не нужны солдаты, не подчиняющиеся приказам.
– Но мы разобрались с артиллерией. Знаете, сколько наших бы полегло?
– Это все, что ты хотел сказать? Армия — это единая организация и она не может существовать без правил. Свободны.
— Люди без сна, обморожены. Воюют так, как ни в одном уставе не придумаешь. Они делают больше, чем может человек. Почему вы так несправедливы, строги и беспощадны к ним? Перед живыми вы можете оправдаться, а что скажете мертвым?
— Я думаю о живых. Неужели это не ясно? Это моя обязанность, товарищ член военного совета. Я командующий армией, мне надо выждать, когда наступит предел.
— Медведев, ты кто?
— Солдат?
— Неправильно.
— Дух?
— Нет.
— Да не могу знать, товарищ сержант.
— Ты, Медведев, человек!
– Слушаю.
– Возможно, один из наших солдат общается с трансвеститом из клуба...
– Продолжай.
– Возможно, они занимаются оральным сексом.
– Значит, ты видел, как один из солдат занимается сексом с мужчиной?
– Я имею ввиду оральный секс, и, я не видел, я слышал.
– Значит, это слух, который не следует распространять. Свободен.
– Так точно!
– И где этот клуб?
– В Нэшвилле, называется «Вижинс».
– Свободен я сказал... Двери за собой не забудь закрыть... Гловер – проблемный ребёнок, с ним будет много хлопот. И вот таких баек мы ещё наслушаемся.
– Однако это плохо, если у нас, правда, есть гомик... Надо бы проверить этот клуб.
– По закону ты можешь быть гомосексуалистом и служить в армии, если ты не склоняешь никого к этому и не распространяешься об этом.
– Если ты не делаешь ничего гомосексуального и не распространяешься об этом, тогда, что делает тебя гомиком? Это бессмысленно... Пойми же.
– Ты не можешь прямо спросить человека, гей ли он... Смысл в этом.
А кроме того, с тех пор, как Сайрус приступил к военизации быта, его жена успешно овладела навыками, без которых солдату не уцелеть. Она старалась не попадаться на глаза, ни с кем не заговаривала первая, делала не больше того, что входило в её обязанности, и не стремилась к повышению. Она превратилась в безликого рядового, в седьмые штаны в десятом ряду. Ей так было легче. Всё дальше отодвигая себя на задний план, Алиса добилась того, что Сайрус вскоре вообще перестал её замечать.
В незабвенный день объявления мне конфирмации, я сказал себе, что из меня не сделают солдата. Так и не сделали. Я не только глубоко, даже и поверхностно не изучил ни одного ружейного приема. И это льстит моему самолюбию. Ребячество — и ничего больше.
Солдаты — самое бедное, самое жалкое сословие в нашем православном отечестве. У него отнято все, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, все. Ему простительно окунуть иногда свою сирую, одинокую душу в полштофе сивухи. Но офицеры, которым отдано все, все человеческие права и привилегии, чем же они разнятся от бедняка солдата? (Я говорю о Новопетровском гарнизоне.) Ничем они, бедные, не разнятся, кроме мундира.