— С людьми лучше не сближаться.
— Почему?
— Не чувствуешь боль потери!
— С людьми лучше не сближаться.
— Почему?
— Не чувствуешь боль потери!
Нужно зависеть только от себя самого. Люди свободны, и привязанность — это глупость, это жажда боли.
Если тебе случится встретить человека, чью угрюмость ты не сможешь объяснить и она покажется тебе беспричинной, несносной, — знай, что этот человек скрывает свою рану, и рана эта болит, хоть она никому и не видна.
Без нас кружился мир, без нас кружиться будет.
Вселенной всё равно, и больно только нам.
Гаснет память,
всплывают образы со дна
и беспокоят... беспокоят.
И с каждым днем мне все ясней;
никто за нас так не устроит,
чтоб завтра не было больней.
Что есть твое сознание, человек, как не вместилище боли? И отчего самая страшная твоя боль всегда о том, что твоя боль скоро кончится? Этого не понять мне, тому, кто никогда не знал ни боли, ни радости… Какое же счастье, что меня на самом деле нет!
Я хотел выть на луну, как волк.
Но никто не понимал, что это был мой единственный, естественный способ избавиться от душевной боли. Когда умирает твой лучший друг, надо не выть по-волчьи, а плакать. Весь мир это знает.
— Тереза! — вырвался из груди Томаса дикий крик, заглушивший весь остальной шум.
Он пополз к ней. Лицо девушки было залито кровью, торчащая из-под камня рука, по-видимому, была сломана.
Он снова позвал её по имени. Мысленно он видел окровавленного, падающего замертво Чака и безумные глаза Ньюта. А теперь вот Тереза. Все трое были его близкими друзьями. И всех троих ПОРОК забрал у него.
— Прости меня! — прошептал он, зная, что она всё равно его не слышит. — Прости меня...
Губы девушки шевельнулись, и он склонился поближе, чтобы разобрать её слова.
— И ты меня... — выдохнула она. — Я всегда... тебя...
И в этот момент кто-то рванул Томаса прочь, попытался поднять на ноги. У него не было сил сопротивляться. Тереза погибла.