Не будите во мне зверя! Особенно зайца.
Мы его такими иероглифами разукрасим, что любой Хокусай обзавидуется!
Не будите во мне зверя! Особенно зайца.
Ваня, а вот от вас уже и не ожидала – мы ведь практически помолвлены! Да, да, вы первый кричали «горько», креститься поздно, пора глядеть на правду прямо. Как оно вам ни больно, но я ваша навеки!
Чеснок — в рот, лук — в нос, мёд — на грудь, горчицу к пяткам, крапиву на поясницу и гранёный стакан водки пополам с красным перцем для внутреннего воздействия. Всех микробов перетравим! Если доживёшь до утра — будешь как новенький.
Когда Джон Грехэм задался вопросом, уж не умерла ли эта собака, она подняла хвост и пёрнула. Значит, живая, решил он.
— Моя дочка в детстве так зверей любила... однажды увидела рога оленя и знаешь, что спросила?
— Понятия не имею.
— Говорит: «Папочка, а у этого оленя попа за стеной?»
— О небо! Вы посягнули на озеро Святого Отражения! Вы дерзнули всколыхнуть его воды грязными телами и...
— Нет, — попытался отмазать нас опешивший Эшли, — мы лишь затеяли маленькую постирушку...
— Вот и всё, всё... Открякала последняя волынка, прощай навек, шотландский мой пейзаж! Не поминай лихом, друг... Я не хотел, меня заставили... Отомсти, Серёга-а!
— Господи Иисусе, да что же с вами?!
— Не произноси имени Господа хотя бы из уважения к умирающему! — возмущённо пробурчал чёрт. — Ты бы ещё стаканчик святой воды выпить предложил... Дай, что ли, помереть спокойно, я всё-таки в Ад собираюсь...
— Робин, открой окно, открой окно! Открой окно, ну же, ну!
[Все кричат, Робин открывает окно, и Маршалл выкидывает крысокана]
— Оно что, летать еще может?!..
— Ух тыыы!.. [все восхищенно]
— Будь свободен, летающий зверек, я буду скучать по нашей войне с тобой. Я уже начал восхищаться твоими цепкими... МАТЕРЬ БОЖЬЯ, ОНО ЛЕТИТ СЮДА! [Маршалл с криками закрывает окно]