Франция! Франция! Фантастическая, удивительная страна! Мирей Матье, Жан Габен, Лувр, тоненькие чулочки, Ален Делон, Жан Маре, крем-брюле, Камю-писатель, «Камю» — коньяк, Дюма-отец, Дюма-сын, Эдит Пиаф, «Chanel №5», Кутюрье, Гасконе, Шампань. Обожаю!
— Скажите, можно ли у Вас купить какие-нибудь туфли?
— У нас не обувной магазин, мадам, а автомобильный салон.
— ... Я хочу купить туфли именно у вас.
— Могу предложить Вам только автомобили.
— Хорошо, я возьму и автомобиль.
В каждой ситуации есть свои плюсы. Во-первых, я хорошо выгляжу. Во-вторых, у меня отличная машина. В-третьих, туфельки почти впору. В-четвертых, погода славная — это тоже можно отнести к плюсам. Минус же только в том, что меня хотят убить.
Я полюбил цветы после Франции. Удивительно, как один ароматный росток, пробившийся среди грязи и пыли, может тронуть то, что осталось от сердца.
Во Франции лицемерие вырабатывается воспитанием, составляет, так сказать, принадлежность «хороших манер» и почти всегда имеет яркую политическую или социальную окраску. Есть лицемеры религии, лицемеры общественных основ, собственности, семейства, государственности, а в последнее время народились даже лицемеры «порядка». Ежели этого рода лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это – знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчет полицемерить именно тем, а не иным способом. Они лицемерят сознательно, в смысле своего знамени, то есть и сами знают, что они лицемеры, да, сверх того, знают, что это и другим небезызвестно. В понятиях француза-буржуа вселенная есть не что иное, как обширная сцена, где дается бесконечное театральное представление, в котором один лицемер подает реплику другому. Лицемерие, это – приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке, и что всего важнее, лицемерие – это узда. Не для тех, конечно, которые лицемерят, плавая в высотах общественных эмпиреев, а для тех, которые нелицемерно кишат на дне общественного котла...
— Наполеон, не лезь на Россию!
— Но я — самый великий!
— Кто тебе это сказал?
— Жозефина.
— Ну, так и лезь на Жозефину, Россия тут причём?
— Этот Фондари всегда был дураком. Перне и Фондари — это два полюса глупости — законник и продажный коп. Осел и питекантроп. Двадцать лет попирает закон Фондари, но Перне опаснее, тут глупость действует от имени государства. А Фондари работает на себя лично.
— Вы, по-моему, тоже.
— Вы так думаете? Я работаю для общего блага, ведь у меня есть сведения обо всем Париже. Я здороваюсь с подонками, захожу к ним...
— И убиваете.
— Я не терплю подлецов, Марешаль, из-за них страна гибнет. Подонки во Франции выступают с трибун, контролируют газеты, финансируют выборы — их ставленники добывают им новые рынки, новые зоны влияния. Такова сегодняшняя элита. Завтра их сыночки станут уже аристократами. Эпоха подлецов, милостью Божьей.
И не снись мне так больше, прошу тебя! Не потому, что это не прилично, а потому, что мне потом не хочется просыпаться...
... Франция кладбища Пер-Лашез выглядит вполне живой и полной энергии. Может быть, дело в том, что это главный некрополь страны, а подобное место подобно фильтру: всё лишнее, примесное, несущественное уходит в землю; остаётся сухой остаток, формула национального своеобразия.
Cлайд с цитатой