Чудо, когда его переживаешь, никогда не бывает полным, только воспоминание делает его таким.
Счастье... Как оно сжимается, садится в воспоминании! Будто дешёвая ткань после стирки. Сосчитать можно только несчастия.
Чудо, когда его переживаешь, никогда не бывает полным, только воспоминание делает его таким.
Счастье... Как оно сжимается, садится в воспоминании! Будто дешёвая ткань после стирки. Сосчитать можно только несчастия.
Воспоминание — это всегда еще и сожаление о хорошем, что отняло у нас время, и о плохом, что не удалось исправить.
Мы миримся с высокомерными словами в политике, но только не в области чувств. К сожалению. Если бы мирились, было бы лучше.
Странная вещь — физическое превосходство. Это самое примитивное, что есть на свете. Оно не имеет ничего общего со смелостью или мужеством. Револьвер в руках какого-нибудь калеки сразу сводит это превосходство на нет. Все дело просто в количестве фунтов веса и мускулов. И всё же чувствуешь себя обескураженным, когда перед тобой вырастает их мертвящая сила. Каждый знает, что подлинное мужество — это нечто совсем другое и что в минуту настоящего испытания гора мускулов может вдруг жалко спасовать.
Это уже другой — член национал-социалистической партии — худой, в очках и высоких сапогах.
Шварц улыбнулся.
— Как немцы любят сапоги!
— Они нужны им, — сказал я. — Ведь они бродят по колено в дерьме!
Судьба спускает дураку только до поры до времени. Затем следует предупреждение. Тому, кто не внемлет, она наносит удар.
Я был счастлив, если называть счастьем зеркало, в котором отражается любимое лицо, чистое и прекрасное.