Слышите? Кто-то плачет. Разве вы не слышите? Всё время кто-то плачет.
Ты такой же, как все, Генрих. Мы все одинаковые. Только в разных вариантах – с разными телами, разными словами. Как насекомые. Как мясо.
Слышите? Кто-то плачет. Разве вы не слышите? Всё время кто-то плачет.
Ты такой же, как все, Генрих. Мы все одинаковые. Только в разных вариантах – с разными телами, разными словами. Как насекомые. Как мясо.
И хотя морально он готовился к этому длительное время, надежда не покидала его до самого последнего момента. Даже когда она завершила свой монолог, когда отстранилась, отведя глаза и попрощалась, сдерживая слезы, он не осознавал, что это все отныне завершится. И теперь, спустя несколько дней без её общества: полюбившегося запаха, нежных рук, любимых зеленоватого цвета глаз, искренней улыбки, звонкого смеха, который она никогда не сдерживала, ее теплых губ, прикосновение к которым доставляла ему истинное счастье; лишь в тот момент, когда остался один на один с этими воспоминаниями и горечью во рту, вызванной крепким кофе, а может той болью, что она ему оставила, он, выпустив из носа сигаретный дым, почти физически ощутил боль от осознания. Осознания того, что ее больше нет рядом, что отныне он лицом к лицу с самим собой, тем собой, которого он так ненавидел, а она любила.
Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.
— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.
Нечего плакать нам о смерти
Сядем пить пиво в первых рядах
Рядом с богами – рядом с бессмертьем
Мы умираем, смерти смеясь!
Плачут не от печали, как хочется и принято думать. Плачут всегда от ярости, от уязвлённого тщеславия, от безудержной жалости к самому себе.
Рыдала девица,
Стирая бельё:
Её ненаглядный
Оставил её.
В ту пору ей было
Четырнадцать лет;
Но вёсны проходят,
А милого нет.
Сияет ли солнце,
Горит ли луна,
О горькой измене
Всё плачет она.
Не хватит очей мне,
Не хватит мне слёз -
Такую обиду
Мне милый нанёс.
Пусть слёзы струятся
Солёным ручьём,
Смывая с души моей
Память о нём.
Я петь разучилась,
А если пою,
Зовут все рыданием
Песню мою.
Мой милый с собою
Мой голос унёс,
Оставив молчание,
Полное слёз.