Потому что отличник — это, по сути, человек в ловушке.
Судьба, не сомневалась я, должна сама все устроить — и чтобы безо всяких сомнений, без страха и упрека, без сучка и задоринки! Что-то вроде принца на белом коне, и желательно с гитарой.
Потому что отличник — это, по сути, человек в ловушке.
Судьба, не сомневалась я, должна сама все устроить — и чтобы безо всяких сомнений, без страха и упрека, без сучка и задоринки! Что-то вроде принца на белом коне, и желательно с гитарой.
А иногда я мысленно веду некий как бы антидневник. Рисую в воображении картины того, что уже опоздало случиться в моей жизни.
Мы все еще дети — вот что внушает нам ночное безмолвие, снисходительно позволяя предаваться вполне по-детски бессмысленным мечтам.
Ночи нет никакого дела до наших идей, планов и прогнозов. Ночь возвращает человека в его истинное состояние — в образ робкого гостя, с трепетом ступающего на порог неведомого будущего.
— Я отдаю должное вашей изобретательности.
— Какой? Я ничего не изобретал...
— Не скромничайте. Как же? Приударить за мной, чтобы получить должность – разве это не блестящая идея?
— Мы плывем на лодке!
— У вас есть лодка? Где вы ее взяли?
— Вообще, это скорее самолет... наполовину... Мы на самолодке.
Свобода слова существовала всегда, просто цена была разной: за одно и то же высказывание в XVI веке сжигали, в XVIII — отлучали от церкви, в XIX — вызывали на дуэль, а в XX критиковали в газетах.