Нет, не уйти мне от себя — всё кругом мне знакомо...
Если я не вернусь к утру —
Значит, нет мне прощенья.
Значит, музами по нутру,
Значит, ждут меня гоненья...
Нет, не уйти мне от себя — всё кругом мне знакомо...
Если я не вернусь к утру —
Значит, нет мне прощенья.
Значит, музами по нутру,
Значит, ждут меня гоненья...
Так что я вполне доволен собственной судьбой:
Невезучий, но живой, живой...
Пусть я спотыкаюсь там, где ровно шёл другой,
И пускай густеют тучи над моею головой...
Ты так любишь эту жизнь,
Розовые сны,
Веришь отражению.
Я ищу глоток весны,
Мне страшнее жить,
Чем смерти приближение.
Да, я черствый, не живой,
Мёртв и погребён,
Верен только страху.
Почему мне не смешно?
Чувство радости ушло,
Вечная готовность к краху.
Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя.
Я суеверен. Я складываю в уме все цифры: есть люди, которым я не звоню, потому что сумма цифр в их номере — несчастливое число. По тем же причинам я могу отказаться от номера в отеле. Не выношу присутствия желтых роз, что печально, потому что это мои любимые цветы. Никогда не оставляю в одной пепельнице больше трех окурков. Не полечу на самолете с двумя монашками. Ничего не начинаю и не заканчиваю в пятницу. Список того, чего я не могу или не хочу делать, бесконечен. Но я обретаю необычное чувство спокойствия, когда следую этим примитивным правилам.
Можете не беспокоиться. Я не подонок какой-нибудь. Особой симпатии я обычно у людей не вызываю — но стараюсь не делать так, чтоб им было за что меня ненавидеть.
Я уверена, что нет никакой книги с правилами и что я не должна жить по стандартам общества.
Когда мои родители поженились, мы все трое были детьми. Отцу было шестнадцать лет, маме — пятнадцать, а мне — два.
I sensed my loss,
Before i even learned to talk.
And i remember my birthdays -
Empty party afternoons, won't come back.