Чем больше я стараюсь быть честным, тем глубже тонут во мраке правильные слова.
Мне иногда кажется, что я старею каждый час. И что самое страшное, так оно и есть.
Чем больше я стараюсь быть честным, тем глубже тонут во мраке правильные слова.
Эти чувства из прошлого иногда ко мне возвращаются. Вместе с тогдашним шумом дождя, тогдашним запахом ветра...
Небо люблю. Сколько угодно могу на него смотреть — не надоедает. А когда не хочу, то просто не смотрю.
Создание текста для меня процесс мучительный. Бывает, что пишешь три дня и три ночи — а написанное потом все истолкуют как-нибудь не так.
Можете не беспокоиться. Я не подонок какой-нибудь. Особой симпатии я обычно у людей не вызываю — но стараюсь не делать так, чтоб им было за что меня ненавидеть.
Чем дальше я уходил, тем радостнее становилось мне от мысли, что я преодолел это тяжкое искушение. Я думал о том, что остался честным человеком, что у меня твердая воля, что я, как яркий маяк, возвышаюсь над мутным людским морем, где плавают обломки кораблекрушений, и это исполняло меня гордости.
Когда долго смотришь на море, начинаешь скучать по людям, а когда долго смотришь на людей – по морю.
– В аду жарче.
– Ты что, там был?
– Люди рассказывают. Когда там становится до того жарко, что крыша едет, то тебя переводят в место попрохладнее. Чуть отойдешь – и опять в пекло.
– Как в сауне.
– Именно. Но есть и такие, которых обратно не посылают, потому что они уже чокнулись.
– И что с ними делают?
– Отправляют в рай. Чтобы они там белили стены. В раю ведь как – стены должны быть идеально белые. Чуть какое пятнышко, уже непорядок. Это ведь рай! Вот они и белят их с утра до вечера, портят себе бронхи.
Я отношусь к типу людей, которые любят и ценят уединение. Я люблю быть один. Или вернее так: быть одному мне совсем нетрудно.