Бернард Корнуэлл. Саксонские хроники

Мы все чего-то боимся. Страх ползает внутри тебя, как дикий зверь, царапает когтями твои внутренности, делает слабыми твои мускулы, пытается сыграть дурную шутку с твоими кишками. Он хочет, чтобы ты корчился и плакал, но страх надо отбросить и призвать все свое мастерство, и тогда тебе поможет свирепость.

6.00

Другие цитаты по теме

— Зачем мы сражаемся?

— Потому что родились на свет.

— Чтобы найти место, которое мы назовем домом. Место, где нам не нужно будет больше сражаться.

Законы — лишь выражение надежды, потому что реальностью были бурги, стены, копья на укреплениях и блеск шлемов на рассвете, страх перед облаченными в кольчуги грабителями, стук копыт и вопли жертв.

Он, как и я, верил в судьбу — эту веру разделяют все религии, хотя разница между мной и Альфредом состояла в том, что король верил: судьба есть движение вперед. Он хотел улучшить мир, в то время как я не верю и никогда не верил, что мы можем его улучшить. Мы просто выживаем, пока мир соскальзывает в хаос.

У корней Иггдрасиля, древа жизни, сидят три пряхи. Они прядут нити нашей судьбы, и эти три пряхи сделали клубок золотой пряжи из чистого золота для жизни Этельфлэд, но за минувшие годы вплели яркие нити в куда более темную ткань. Три пряхи видят наше будущее. Дар богов человечеству — то, что мы не можем видеть, куда будут направлены нити наших судеб.

Горе надлежит скрывать. Человек, который сначала пропел, что судьбы не избежать, продолжил песню со словами: должны сковать цепями наши самые сокровенные мысли. От опечаленного разума нет толку, сказал он, и надлежит скрывать печальные мысли.

— Ты выглядишь старше. Старше и куда уродливей.

— Значит, я стал больше походить на тебя.

Я хочу Беббанбург. Это все, что я когда-либо хотел. Я заберу туда своих детей, выращу их и никогда оттуда не уйду.

Прошлое — корабль, чья кильватерная струя остается на глади серого моря, но будущее не имеет меток.

Скади была наделена даром красоты, однако, то была красота оружия. Гладкая, твердая и сияющая. Даже став униженной пленницей, немытая и одетая в тряпье, она сияла.

— А кто такой Христос? Тот, который умер, да? А потом вернулся к жизни?

— Да.

— Боги это могут. Умирать и воскресать. Они же боги.