Небо люблю. Сколько угодно могу на него смотреть — не надоедает. А когда не хочу, то просто не смотрю.
Такой вещи, как идеальный текст, не существует. Как не существует идеального отчаяния.
Небо люблю. Сколько угодно могу на него смотреть — не надоедает. А когда не хочу, то просто не смотрю.
Такой вещи, как идеальный текст, не существует. Как не существует идеального отчаяния.
— Живых читать никакого проку нет.
— Почему?
— Потому что мертвым почти все можно простить.
... написание текста — процесс радостный. Ему гораздо легче придать смысл, чем жизни со всеми ее тяготами.
Жизнь в городах приучает смотреть разве что себе под ноги. О том, что на свете бывает небо, никто и не вспомнит...
— Ты когда-нибудь влюблялся?
— Ага.
— И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело — отчетливо не вспоминалось ни одно.
— Нет, — сказал я.
— Странно, правда? Интересно, почему?
— Наверное, так удобнее.
В романе Крысы я бы отметил два положительных момента. Во-первых, там нет сцен секса, а во-вторых, никто не умер. Ни к чему заставлять людей помирать или спать с женщинами — они этим заняты и без того. Такая порода.
Иногда случается, что я вру. Последний раз это было в прошлом году. Врать я очень не люблю. Ложь и молчание — два тяжких греха, которые особенно буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем — или молчим. Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили — причем, только правду и ничего кроме правды, — то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность...