Татьяна Степанова. Колесница времени

«Зимнее» время…

Утро осеннего дня. За окном, как и ночью, — огни, огни, реклама.

Порой так страстно и жадно ждёшь утренней зари. Но всё какие-то сумерки, — с дождями, туманами. А так нужен, физически нужен рассвет.

Но порой мы садимся у окна, устав от окружающей нас темноты, и смотрим – туда, туда, вдаль.

Когда первые лучи окрасят облака в золотисто-розовый цвет.

Нежная заря – Аврора – улыбнётся нам с прокисших осенних небес. И вся эта невозможная хмарь, сумеречная жуть будет сметена свежим утренним ветром.

Каждое утро я просыпаюсь в надежде, что это произойдёт.

Время в принципе же ничего не значит.

У нас ведь у каждого свои собственные биологические часы внутри. И это — благо. Это наша индивидуальность. Это наша личная внутренняя свобода. Свобода, о которой мы все мечтаем, хотя порой и не признаёмся в этом самим себе. И не говорим этого вслух.

У времени ведь нет границ. И обозначать его «летним» или «зимним» можно лишь условно.

Всё равно ведь рассветёт. И солнце покажется из-за туч. И Аврора – заря – нежная и яркая, всегда новая, как в первый день творения, нам всем улыбнётся.

0.00

Другие цитаты по теме

И маятник качается в такт со временем.

«Придёт время — узнаешь»,

«Придёт время — получишь»...

В вашем-то возрасте

пора бы знать, что

время не умеет приходить,

оно только уходит.

Все плохое приходит слишком рано, все хорошее — слишком поздно.

Время ускоряется, но мы не замечаем этого, потому что ускоряемся вместе с ним. Пространство сжимается, но мы и этого не замечаем, потому что тоже сжимаемся.

Мы пришли в этот мир лишь на время, чтобы усвоить определенные уроки и пройти школу жизни.

Беспокойся не беспокойся, свершится то, что велит судьба. Разве кто-то способен удержать неудержимое время – и не поранить руки о стрелки его часов?

Разные чувства борются в моей душе: восхищение и растерянность, удивление и протест, боль и сочувствие. Они заставляют меня ещё пристальнее вглядываться в это лицо, вслушиваться в этот голос. И думать о том, каково же им, живущим одновременно в двух временах — в дне вчерашнем и в дне сегодняшнем? Они пережили то, что мы можем только знать. Должны знать! Хотя не всегда, может быть, хотелось бы знать. Но вспомним великого Толстого, который поймал себя на этом чувстве и тут же осудил его: «Только что вы отворили дверь, вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненых больных, одних на койках, большей частью на полу, вдруг поражает вас. Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, — это дурное чувство…».

Мы не их, несущих эту тяжёлую память, жалеем, а себя. Чтобы по-настоящему пожалеть, надо не отказаться от жестокого знания, а разделить его, взять часть и на свою душу. К тому же это документ, его не перепишешь, его писали кровью, его писали жизнью на белых листах 41-го, 42-го, 43-го, 44-го, 45-го годов…

Время всё расставляет по местам, кроме правды.

К счастью, существует лекарство от юности и глупости — время.