Агата Кристи. Десять негритят

Другие цитаты по теме

Её дом. Её подъезд. Лифт. На двери инструкция: «Перед посадкой в лифт, убедитесь, что кабина лифта перед вами». Смешно. И вдруг, словно кто-то хватает её за руку. Шахта лифта. Залезть туда, спрыгнуть, лечь, распластаться внизу и ждать. Ждать, пока кто-нибудь нажмёт кнопку «Вызов».

А в квартире — газ, люстры на крепких стальных крюках, электрические приборы, воткнувшиеся в розетки. Балкон — седьмой этаж. Старая, оставшаяся ещё от бабушки аптечка. Ножи и ванная с горячей водой. Сашин мир превратился в Ад, где всё — каждый предмет, каждая частичка жизни — предлагает выход. Выход в смерть.

— Если бы эти летчики ее знали хоть чуть-чуть, — сказал как-то раз Нелсон, — они бы даже в лифте с ней не поехали. Когда самолет взлетает, она каждый раз молится, чтоб он разбился. У нее вместо совести тяга к смерти, она родилась самоубийцей, чудо, что она вообще дожила до встречи со мной.

Надежды и тревоги

Прошли, как облака,

Благодарим вас, боги,

Что жить нам не века.

Что ночь за днем настанет,

Что мертвый не восстанет,

Дойдет и в море канет

Усталая река.

Задумался о тех, кто пишет фразу: «В моей смерти прошу никого не винить». Неужели они не чувствуют всего идиотского и неуместного официоза этих слов? Неужели они всерьез рассчитывают, что близкие родные, прочитав легко узнаваемый текст, пожмут плечами и сразу же согласятся: «а, ну раз так, раз любимый смертник сказал, то и не будем себя винить, пойдем помянем и по домам»? Нелепо. Глупо. И страшно, потому что именно эту фразу пишут раз за разом, повторяя снова и снова. Одну и ту же. Безобразно банально и безвозвратно жутко. Но все же именно эта фраза врастает в подкорку всей своей ледниковой плоскостью. И каждый раз, когда предательски дергается рука, когда взгляд упирается в бездонную точку ночного бессветия, когда нет сил даже сглотнуть боль, когда вжимаешь плечи в бетонную стену, превращаясь из человека в сигнальный знак «стоп», в сжатую безумием и отчаяньем пружину... Именно эта чертова фраза бегущей строкой внутреннего хаоса медленно течет по изнанке твоих собственных век.

Человеку, который хочет умереть, достаточно мелочи, чтобы переступить порог.

Над могилой близкого смертные задают вопрос: почему не другой? Сложнее спросить: почему не я? Но ещё тяжелее осознать, что умер в себе, и не иметь права умирать для других. Лёгкий путь самоубийцы — удел трусливых и слабых духом.

— Она бросилась под машину...

— Да, чтобы умереть!

— Нет, чтобы быть одной...

— Я беден и несчастен.

— Зачем же ты живёшь?

— А что делать?

— Способов много.

— Способов чего?

— Не жить.

— Уж это, пожалуй, слишком круто. Рановато ещё.

— Если ты дожил до своих лет и ничего не имеешь — вряд ли дальше будет лучше. Поверь, я знаю что говорю.

— Кто знает? Варианты есть... Мы ещё покувыркаемся!

Очень хорошо понимаю людей, которые вскрывают себе вены в теплой ванне, предпочитая этот способ покончить с собой всем остальным. Таким образом, они словно закольцовывают свою жизнь, расставаясь с ней в исходном положении, и при этом даря себе на полчаса больше того блаженного покоя, который ожидает их по ту сторону. К тому же, за эти полчаса можно смошенничать и передумать...

Раз люди кончают самоубийством, значит, существует нечто, что хуже чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о самоубийстве: страшен не тощий труп, болтающийся на оконной решетке, а то, что происходило в сердце за мгновение до этого.