— Как тебе мои новые духи?
— Пахнет отчаянием.
— Как тебе мои новые духи?
— Пахнет отчаянием.
— Это просто игра. Ненавижу проигрывать. Ты свободна.
— Чак, почему ты это сделал?
— Я люблю ее, но со мной она будет несчастна.
— Итак...
— Мне нужно найти Луи и сказать, что всё кончено.
— Если ты этого хочешь...
— Так будет правильно.
— Ты действительно любишь его, да?
— Да, но не так, как я люблю тебя. У нас с Луи всё по-другому. Светлее. Проще. Он делает меня счастливой.
— А я нет...
— То, что происходит между нами — Великая Любовь. Она сложная. Напряжённая. Всепоглощающая. Не важно, что мы делаем и сколько мы ссоримся. Она всегда будет связывать нас. Что значит простое счастье по сравнению с этим. Правда?
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Божественное вмешательство. Если ты считаешь сатану Богом.
— Блэр, ты отдашь мне мои ботинки?
— Считай, что они в заложниках, пока я не достану эту картину!
( — Мои ботинки, где они?
— Считай их военнопленными. Я выпущу их, получив фотографию!)
— Почему ты не в Европе?
— Я был в Париже, но только для того, чтобы найти твое любимое миндальное печенье..
— А в Германии?
— Покупал твои любимые чулки..
― Я пришел извиниться.
― Так извиняйся.
― Это было извинение. К нему прилагается шампанское.
— Ты говоришь, как ревнивец.
— Да, конечно... Размечталась!
— О.. Нет! Это ты размечтался!
— Пожалуйста, ты забываешь, с кем говоришь!
— Ты тоже! О! Я тебе НРАВЛЮСЬ?
— Что, по-твоему, я чувствую. Я не спал, меня тошнит. Что-то трепещит у меня в животе...
— Бабочки?! Нет, нет, нет, нет!... Только не это. Чак, ты знаешь, я обожаю всех божьих тварей и ассоциации, которые они вызывают, но этих бабочек, надо убить!
— Ты что, идешь за нами?
— Нет, просто хожу в ту же школу. У нас одинаковая форма. Так трудно заметить?
— Но я — это я, а ты — это ты! Мы Чак и Блэр, Блэр и Чак. Что бы ты ни делал, что бы ты ни думал, я всегда буду поддерживать тебя.
— Почему же ты будешь это делать?
— Потому что я люблю тебя..