Только мне все это напомнило возню детей в песочнице: когда происходящее кажется значимым только им самим, а окружающие поглядывают снисходительно, в лучшем случае с любопытством.
Я не выясняла с ним отношений, не кричала, не плакала, не грозила и не умоляла. Говорила спокойно и по делу. Когда повесила трубку, была собой абсолютно довольна. Только на одну минуту пожалела, что не поинтересовалась, не мог ли он себе девушку посимпатичней найти.
Только глаза.
Глаза не умеют себя вести как надо. У глаз нет этикета. Глазам необязательно соблюдать приличия.
Именно в больницах дети впервые знакомятся с одиночеством. Поэтому, вырастая, они забывают своих друзей и врагов, дни рождения и каникулы. Но они всегда помнят о том, что лежали в больнице.
Иногда даже самые прекрасные принцы при сообщении о возможности появления наследника вдруг краснеют, бледнеют, садятся на коня и, пришпорив его, мчатся в неведомую даль.
Я постаралась расслабиться и ни о чём не думать. Мозг сам, моими словами и моим голосом, продолжал монолог... Я испробовала последнее средство. Представила себя маленькой в своей голове. А в руках — огромный веник. И я методично слева направо разметаю собственные мысли.
Главное — не отвлекаться. Сильно махать веником — тжик, тжик, и мысли не успевают сформироваться в слова. Тж-ж-жик, тж-ж-жик...
У нас с ней не все ладно: она хочет, чтобы я женился на ней, чтобы у нас был ребенок и чтобы мы жили вместе, а я бы не хотел повторять именно эти три свои ошибки.
Невозможно ездить на этом «фольксвагене». Когда едешь на «мерседесе», с тобой знакомятся минимум «мерседесы», а сейчас мне даже «опели» сигналят и глазки строят. Ужас.
Я смотрела в потолок и чувствовала себя законсервированным огурчиком.
Огурчик, после того как его законсервируют, становится похожим на рыбку. Плавает себе за стеклянной стенкой.
Мне бы хотелось, чтобы мою банку никогда не открыли. Мне бы хотелось всю жизнь провести в тесноватом мирке огурчиков, делающих вид, что они — рыбки.
Муж, мать, другой близкий родственник или даже абсолютно чужой человек — любой, кто мог уберечь женщину от аборта, но не сделал этого или даже уговаривал избавиться от ребёнка, будет обороняться от укоров совести, как это делает сама женщина, прервавшая беременность.
Cлайд с цитатой