Сердце у меня колотилось, как яйцо в кастрюле с кипящей водой.
Тут у нас тёмные времена. Никто не поёт. Потому что поют только за морями. Здесь небо давно обвалилось.
Сердце у меня колотилось, как яйцо в кастрюле с кипящей водой.
Тут у нас тёмные времена. Никто не поёт. Потому что поют только за морями. Здесь небо давно обвалилось.
Проснись! Да проснись же ты, мечтатель гребаный! Или проснешься, или погибнешь, как я.
А что, если мы просто так и будем сидеть здесь, тихо-тихо, не двигаясь? Может, время оставит нас в покое, обойдет стороной?
В груди спотыкалось сердце. Я ненавидел эту жалкую, ущербную мышцу, которая тыкалась мне в рёбра, как недобитая собака.
Сердце мое – не то чтобы опустилось в пятки, а рухнуло, ко всем чертям свинячьим, куда-то в городскую канализацию, да там и осталось валяться. Заполучить его обратно не было ни единого шанса.
Неоновые лампы светились одиночеством. Слишком яркие; от них ничего не скроешь. От них пустота казалась в десять раз более пустой.
... сердце человеческое может выстрадать всё. Оно может вместить больше слёз, чем воды в океане. Мы даже не знаем, как оно глубоко, как оно всеобъемлюще, пока не соберутся черные тучи несчастья и не заполнят его непроницаемым мраком.