Сердце больше не мучит забота о хлебе насущном.
Я свободен от мира, где властвуют зло и обман...
Ни из чьей я руки не беру ни даров, ни подачек.
Я, как птица, кормлюсь от рассыпанных богом семян.
Сердце больше не мучит забота о хлебе насущном.
Я свободен от мира, где властвуют зло и обман...
Ни из чьей я руки не беру ни даров, ни подачек.
Я, как птица, кормлюсь от рассыпанных богом семян.
Я — свободный человек, и мне нужна моя свобода. Мне нужно быть одному. Нужно думать о своем стыде и отчаянии в одиночестве; мне нужны солнце и камни мостовых, но без спутников, без разговоров, я должен остаться лицом к лицу с самим собой и с той музыкой, которая звучит в моем сердце. Чего вы все от меня добиваетесь? Если мне хочется что-нибудь сказать, я это печатаю. Если мне хочется что-нибудь дать, я даю. Ваше любопытство вызывает у меня тошноту! Ваши комплименты оскорбляют меня! Ваш чай для меня отрава! Я никому ничего не должен. Я ответствен только перед Богом — если Он существует!
Я не хочу ни властвовать, ни подчиняться, я не хочу ни обманывать, ни притворяться, я не хочу смотреть на мнение других, добиваться того, что рекомендуют мне другие, когда мне самой это не нужно.
Только что поняла, что, кажется, вся боль остается позади. Может, скоро вернусь к нормальной жизни. А пока я могу наслаждаться свободным полетом, и мне не нужны руки. Правда, по-моему, этот свободный полет грозит смертельным ударом о землю.
Ну, ничего. Сколько там у кошек жизней?
Я не хотел бы быть рабом, и не хотел бы быть рабовладельцем. Это выражает мое понимание демократии.
— Что такое свобода?
— Это возможность принимать решения, исходя из представления о том, как было бы лучше для меня и моих близких. Это возможность делать то, что я сама считаю разумным и правильным, а не то, что велено кем-то сверху. Разумеется, моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека, и эти рамки я вижу очень отчетливо и соблюдаю свято. А поскольку территорию свободы других людей я априори считаю очень большой, то эти рамки постепенно сужают мое собственное пространство маневра. Так что моя свобода — маленькая такая, узенькая, тесная, как чулан, в котором не повернуться. Но всё равно это мой чулан, и в нем всё устроено так, как мне нравится. Это моя маленькая свобода.
Я никогда не мог признать никакого учителя и руководителя занятий. В этом отношении я автодидакт. Во мне не было ничего педагогического. Я понимал жизнь не как воспитание, а как борьбу за свободу.