Брюхо растет, и откуда бы у меня быть брюху?... даже и не брюху собственно — благородное трудовое чрево от размеренной жизни и хорошей пищи, а так, брюшко какое-то паршивенькое, оппозиционерский животик. У господина президента небось не такой. У господина президента небось благородный, обтянутый черным лоснящийся дирижабль.
Обычно женщины не любят рассуждать. Но уж когда они начинают, то становятся удивительно категоричными.
Мне нравится видеть разом 1000 физиономий, объединенных выражением интереса, интереса жадного, интереса скептического, интереса насмешливого, интереса изумленного, но всегда интереса.
Почему мы все такие трУсы? Чего мы, собственно, боимся? Перемены мы боимся... Сто раз об этом думал и сто раз обнаруживал, что бояться, в общем, нечего, а все равно боюсь. Потому что тупая сила, подумал он. Это страшная штука, когда против тебя тупая, свиная со щетиной сила, неуязвимая, ни для логики неуязвимая, ни для эмоций.
Виктор ощутил привычный подъем в предвкушении наступающего вечера, когда можно будет пить и безответственно болтать, и отодвинуть локтем на завтра то, что раздражающе наседало сегодня.
— Теперь нет мужчин. Теперь либо фашисты, либо бабы.
— А я?
— Ты? Ты слишком любишь маринованные миноги и одновременно справедливость.
— Правильно. Но, по-моему, это хорошо.
— Это неплохо. Но если ты тебе пришлось выбирать, ты бы выбрал миноги, вот что плохо.
... писать должно либо о том, что ты знаешь очень хорошо, либо о том, что не знает никто.
Прибор неизбежно влияет на картину эксперемента. Разве вы забыли физику? Ведь мы наблюдаем не мир как таковой, а мир плюс воздействие наблюдателя.
Он же болтун, он как худое ведро, в нем ничего не держится. Это же любимое занятия его: собирать сведения и затем распростроняет их кому попало и где попало, да ещё и непременно с коментариями.
Cлайд с цитатой