Для всего существует искусственный, жалкий заменитель: для предков, супружества, потомков. Его создают в судорогах и, если не погибают от этих судорог, гибнут от безотрадности заменителя.
Я словно из камня, я словно надгробный памятник себе, нет даже щёлки для сомнения или веры, для любви или отвращения, для отваги или страха перед чем-то определённым или вообще, — живёт лишь шаткая надежда; бесплодная, как надписи на надгробиях.
Такое ощущение, будто меня связали, и одновременно другое ощущение, будто, если бы развязали меня, было бы еще хуже.
Я неспособен переносить тревоги и, вероятно, для того и создан, чтобы погибнуть от тревог. Когда я достаточно ослабею — а этого не придется долго ждать, — наверное, достаточно будет малейшей тревоги, чтобы выбить меня из колеи.
Родители, ожидающие от своих детей благодарности (есть даже такие, которые ее требуют), подобны ростовщикам: они охотно рискуют капиталом, лишь бы получить проценты.
Одно только утешение: это случится, хочешь ты или нет. А если ты и хочешь, это поможет лишь совсем немного. Но вот что больше, чем утешение: у тебя тоже есть оружие.
Индивидуальность писателя в том главным образом и состоит, что свои недостатки каждый прикрывает на свой особый манер.
Я обнаруживаю в себе только мелочность, нерешительность, зависть и ненависть к борющимся, которым я страстно желаю всех бед.
Иметь человека, который понимал бы тебя, — это значило бы иметь опору во всем, иметь бога.
Cлайд с цитатой