— Пора! На сцену!
— Нет... он только... он мной не командует.
— Но... он скомандовал.
— Знаю. Я разрешил.
— Пора! На сцену!
— Нет... он только... он мной не командует.
— Но... он скомандовал.
— Знаю. Я разрешил.
Я знаю. Это другое. Но ты ведь хочешь спасти джаз. А как его спасти, если его не слушают? Джаз гибнет из-за таких, как ты! Ты играешь для стариков, брат. В Лейд-хаузе. Где дети? Где молодежь? Ты одержим Кенни Кларком, Телониусом Монком, а они были революционерами. Как ты собираешься быть таким же, если ты консерватор? Ты вцепился в прошлое, но джаз — это будущее.
Ты ведешь себя так, словно я загнан в угол. А мне уютно в этом углу, ясно? Да, пусть жизнь ударит меня побольнее, тогда я дам сдачи. Это же тактика в боксе.
— Неужели тебе не обидно, что у тебя такая жизнь? — нахмурилась Саша.
— Мне обидно, что строение позвоночника не позволяет мне задрать голову вверх и посмотреть на того, кто ставит эксперимент, — отозвался музыкант.