Спасение мира начинается со спасения одного-единственного человека; все остальное — претенциозный романтизм и политиканство.
— Я не узнаю этот мир.
— Не надо его узнавать, надо его спасти.
Спасение мира начинается со спасения одного-единственного человека; все остальное — претенциозный романтизм и политиканство.
Лично я никогда не чувствовала желания спасти весь мир. Украшать его? Да. Спасать? Нет. Единственный мир, который я собиралась спасать, – это свой собственный.
— Справедливость? Нет в Америке справедливости. Существует только одна справедливость. Спроси семью Кеннеди, спроси мертвых, да любого спроси!
Дюк встал с кресла качалки... и достал пушку сорок пятого калибра.
— Вот она. Это и есть единственная справедливость в Америке. Это единственное, что понятно любому.
Если у вас почти не осталось души и вам об этом известно, значит, душа у вас еще есть.
Сосны, сосны, озера и сосны. Свежий воздух. Никаких машин. Мне стало тоскливо. Красоты на меня не действовали. Вот она, жизнь, такая, какой ей надлежало быть, а мне кажется, будто я угодил в тюрьму.
Буковски плакал в дешевых ночлежках, Буковски не умеет одеваться, Буковски не умеет разговаривать, Буковски боится женщин, у Буковски слабый желудок... Буковски не воевал. Буковски стар и уже сорок пять лет не запускал бумажного змея; будь Буковски обезьяной, его бы взашей выгнали из племени... Зато Буковски очень аккуратно блюет и при мне никогда не ссал на пол. Как видите, я все-таки наделен некоторым шармом.
— Мир должен измениться! Есть ещё время всё исправить, Цереза.
— Ты так и не понял, отец. Мама пыталась спасти тебя.
— Вздор! Лишь Творец может даровать истинное спасение
— Какой же ты эгоист. Что может быть хорошего в мире, который ты создал по своему образу и подобию? Мне скорее нравится этот хаос.
Неважно, сколько раз ты спасешь мир, он всегда успевает оказаться снова в опасности.