Вместо того, чтобы молчать, затыкать уши — дайте мне говорить, дайте мне слушать.
0.00
— Тебя в новостях показывали. Вот она — слава.
— Ха. Вживую я круче, не так ли?
Асано Ацуко. Шестая Зона
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойВ ту дождливую ночь я открыл окно.
Почему? — думал он порой. Потому ли, что меня взволновало буйство природы или встревожило влечение к насилию — в этом дело? Я точно открыл окно и закричал. Я кричал так, будто изливал все жестокость внутри себя. Мне казалось, что иначе я рассыплюсь на кусочки. Я будто задыхался. Мне было страшно.
Поэтому я открыл окно?
Нет.
Не в этом дело.
Ты позвал меня.
Я слышал, как твой голос зовет меня.
Я распахнул окно и протянул руки в поисках тебя.
Будешь смеяться? Давай. Можешь считать этом моими выдумками; мне все равно.
Но это правда.
Ты позвал меня, и я услышал. Я протянул руку, и ты ухватился за нее. Я открыл окно, чтобы встретиться с тобой.
Это наша правда, Нэдзуми.
... Нэдзуми упрямо отвернулся в сторону. Его поза была как у надутого ребенка.
Сион нашел это забавным.
Холодный, ироничный, сильнее и красивее кого бы то ни было – таким человеком всегда был Нэдзуми. Но за этим скрывалась и такая ребяческая, эмоциональная сторона.
Сион впервые видел слезы Нэдзуми.
В тот момент только одно чувство поглотило Сиона, и это была любовь. Не дружба или обожание. Не романтика или страх. Просто любовь.
Он чувствовал неконтролируемый приступ любви к слезам ранимости Нэдзуми.
«Я хочу защищать его ценой своей жизни».
Конечно, это было эгоцентричное и одностороннее желание Сиона. Нэдзуми не был настолько хрупким, чтобы нуждаться в его защите. Это Сиона защищали. Так было всегда.
А разве сам человек не виноват, что у него есть слабость, которой можно воспользоваться?
Когда я здесь, я молчу целый день. Я никого не вижу, ни с кем не говорю. Здесь действительно одиноко. Иногда я даже не знаю, человек ли я до сих пор или тоже превратился в машину.
«У меня есть мои собаки».
Люди всегда предают в один прекрасный день. Они никогда не отвечают тебе всем телом и душой, как собаки.
«Мне хватит и собак».
У него никогда не болело сердце, когда он засыпал грязью крошечные тела. Он никогда не грустил и не плакал.
«Хорошо, что ты умер так рано. Тебе повезло. Тебе больше не пришлось страдать».
Это были единственные слова, которые он им говорил.
«Эй, малыш, сколько месяцев ты прожил? Два? Три? Протянул полгода? Тогда, этого должно было хватить. Даже не думай перерождаться. Тебя все равно ждет, в итоге, такая же участь. А если так уж тебе этого хочется, возвращайся сорняком, растущим на краю дороги или щенком. Тогда ты будешь в сто раз счастливее. Ты слышишь, да? Никогда, никогда больше не рождайся человеком».
Это была еще одна вещь, которую он говорил им.
Забавная история.
Люди делили других людей на классы. Те, на кого смотрели сверху вниз и третировали, поворачивались и сами смотрели свысока и третировали других.
Это не общественное устройство сделало их такими; люди сами, по собственной воле установили такой порядок в своих сердцах.
Маленький огонёк надежды, мерцавший внутри меня при написании первого тома, теперь стал почти не различим с моей точки зрения. У меня зрение ухудшилось? Или огонёк стал слабее?