Не тот я стал теперь, не узнаю Григория Грязного, не узнаю теперь я сам себя.
Одна-единственная любовь, которая живёт дольше всего, называется безответной.
Не тот я стал теперь, не узнаю Григория Грязного, не узнаю теперь я сам себя.
И второй уже день
в сердце моем припрятано
горько-сладкое чувство собственного
ничтожества.
У моего душевного аккумулятора
сходит шестая кожица;
и под горлом разливаются стыд
и жжение,
мои флаги разорваны и приспущены.
Любовь для меня — истинное унижение,
как стрелять в лежащего
и безоружного;
как красть у нищего и бездомного,
объедать голодного
и отринутого.
Мои флаги приспущены и разорваны,
а душа — вывернута.
Я годы свои тебе подарил,
Я долго тебя без ответа любил.
Но позже я просто взял и забил,
Надеясь, чтоб свет эту бездну затмил.
Вот она любовь с первого взгляда по одним фотографиям, вот он принц на белом коне, всё так, за исключением одного — и принц, и его конь не для меня, а мне остается только безответная любовь и... навоз его Пегаса. Или Буцефала... Или... кто там у нас ещё есть из знаменитых коней? Кентавр Хирон, например.
Я всегда считал, что выражение умереть от любви — не более чем поэтическая вольность. В тот вечер, возвращаясь домой без кота и без нее, я убедился, что не просто можно умереть, но что я сам, старый и без никого, умираю из-за любви.
И еще я понял, что правда и другое: ни на что на свете я не променял бы наслаждение своим страданием.
Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны -
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну -
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
— Ты сказала, что во мне есть много из того, что ты любишь в нем. А что у него есть такое, чего нет у меня?
Лютиэн пришлось немного подумать над ответом.
— Самоотречение, — сказала она наконец.