Если бы вы и впрямь думали так, вы бы так не говорили.
Любое мнение мне ценно, любая мысль — на пользу, если это мысль, а не побочное выделение организма.
Если бы вы и впрямь думали так, вы бы так не говорили.
Любое мнение мне ценно, любая мысль — на пользу, если это мысль, а не побочное выделение организма.
Одиночество вынуждает нас думать, а мы к думанью непривычны. Сообща мы еще можем как-нибудь проваландаться: в винт, что ли, засядем или в трактир закатимся, а как только останешься один, так и обступит тебя...
— Очень мы оробели, chere madame, — прибавил я. — Дома-то нас выворачивают-выворачивают — всё стараются, как бы лучше вышло. Выворотят наизнанку — нехорошо; налицо выворотят — еще хуже. Выворачивают да приговаривают: паче всего, вы не сомневайтесь! Ну, мы и не сомневаемся, а только всеминутно готовимся: вот сейчас опять выворачивать начнут!
— Когда будешь стоять у алтаря, просто говори от сердца.
— Сердце — это орган. Оно качает кровь, иногда забивается. Оно не умеет разговаривать, у него нет маленьких губок.
Понять как и чем думает женщина казалось мне мудреней, чем разобраться в мыслях дождевых червей; впрочем, само это занятие отнюдь не из самых приятных.
Изреченная мысль, как известно, теряет что-то в своей искренности, подлинности и чистоте.
Когда человек мыслит глубоко и серьёзно, ему плохо приходится среди широкой публики.