Гюстав Флобер. Госпожа Бовари

Однако она ждала какого-то события. Подобно морякам, потерпевшим крушение, она полным отчаяния взором окидывала свою одинокую жизнь и всё смотрела, не мелькнёт ли белый парус на мглистом горизонте. Она не отдавала себе отчёта, какой это будет случай, каким ветром пригонит его к ней, к какому берегу потом её прибьёт, подойдёт ли к ней шлюпка или же трёхпалубный корабль, и подойдёт ли он с горестями или по самые люки будет нагружен утехами. Но, просыпаясь по утрам, она надеялась, что это произойдёт именно сегодня, прислушивалась к каждому звуку, вскакивала и, к изумлению своему, убеждалась, что всё по-старому, а когда солнце садилось, она всегда грустила и желала, чтобы поскорей приходило завтра.

0.00

Другие цитаты по теме

Он исполнял свои несложные повседневные обязанности, точно лошадь, которая ходит с завязанными глазами по кругу, сама не зная — зачем.

Вдруг и встретится счастье, в один прекрасный день придёт нечаянно, внезапно, когда в нём уже отчаялись.

Ей хотелось умереть и в то же время хотелось жить в Париже.

Все, что ее окружало, — деревенская скука, тупость мещан, убожество жизни, — казалось ей исключением, чистой случайностью, себя она считала ее жертвой, а за пределами этой случайности ей грезился необъятный край любви и счастья.

... из всех злоключений, претерпеваемых любовью, самое расхолаживающее, самое убийственное-это денежная просьба.

В том-то и дело, что есть две морали, — отрезал Родольф. — Есть мелкая, условная, человеческая, — она вечно меняется, она криклива, она копается в грязи, у нас под ногами, как вот это сборище дураков, которое вы видите перед собой. Но есть другая мораль, вечная — она вокруг нас, как вот эта природа, и она над нами, как голубое небо, откуда нам светит солнце.

А между тем разве мужчина не должен знать все, быть всегда на высоте, не должен вызывать в женщине силу страсти, раскрывать перед ней всю сложность жизни, посвящать ее во все тайны бытия?

«У меня есть любовник! Любовник!» — повторяла она, радуясь этой мысли, точно вновь наступившей зрелости. Значит, у неё будет теперь трепет счастья, радость любви, которую она уже перестала ждать. Перед ней открывалась область чудесного, где властвуют страсть, восторг, исступление. Лазоревая бесконечность окружала её; мысль её прозревала искрящиеся вершины чувства, а жизнь обыденная виднелась лишь где-то глубоко внизу, между высотами.

Вспомнились ей светлые летние вечера. Идёшь, бывало, мимо жеребят, а они ржут и резвятся, резвятся!.. Под её окном стоял улей, и пчёлы, кружась в лучах солнца, золотыми шариками ударялись об оконное стекло, а потом тут же отскакивали. Какое это было счастливое время! Беззаботное! Полное надежды! Как много было тогда иллюзий! А теперь не осталось ни одной. Эмма растратила их во время своих душевных бурь, растрачивала постепенно: в девичестве, в браке, в любви, на протяжении всей своей жизни, точно путешественник, оставляющий частицу своего состояния в каждой гостинице.