Больше всего мы боимся неизвестности. Того, что мы знаем, мы больше не боимся.
Я просто устал, устал жить в постоянном страхе и не знать почему. Устал пытаться что-то менять, но не знать что. Но сколько бы я ни менял жизнь, я не меняюсь.
Больше всего мы боимся неизвестности. Того, что мы знаем, мы больше не боимся.
Я просто устал, устал жить в постоянном страхе и не знать почему. Устал пытаться что-то менять, но не знать что. Но сколько бы я ни менял жизнь, я не меняюсь.
... Ужас перед неизвестным. Горе тому, кто не сумеет сразу побороть этот ужас: слепые инстинкты гасят тогда мысль, парализуют волю, самообладание.
К счастью, то, что страшит неясностью, при ближайшем рассмотрении становится чётче и понятнее, а значит, слабее.
Так уж человек устроен: пугает неизвестность и затянувшееся ожидание, меж тем как угроза сама по себе лишь вызывает прилив в кровь того самого яростного азарта.
Больше всего человека пугает неизвестность. Как только эта неизвестность, пусть даже враждебная, идентифицирована, он чувствует облегчение. Незнание включает воображение..
Страх возникает, когда теряешь уверенность в том, что ты это ты. Если я жду известия, которое может осчастливить меня или привести в отчаяние, я словно выброшен в небытие. Пока я пребываю в неизвестности, мои чувства и мое поведение — всего лишь преходящая личина. Время, секунда за секундой, перестает созидать — подобно тому как оно созидает дерево, — ту самую личность, которой я стану через час. Это неведомое «я» идет мне навстречу извне, словно призрак. И тогда меня охватывает страх. Дурная весть вызывает не страх, а страдание — это совсем другое дело.