Лучше буду один, буду чужим и лишним,
Лишь бы не забыть о том, что еле-еле слышно.
Лучше буду один, буду чужим и лишним,
Лишь бы не забыть о том, что еле-еле слышно.
Дочки стали матерями,
А мамы бабушками.
Бабушек не стало многих
В этом есть логика...
На моём пути было всякое, будет всякое...
Но со мной люди чаще смеялись, чем плакали,
Считаю это добрым знаком — Я не зря жил
Я остаюсь таким же как и был...
Говоришь, что сильная, а сама рыдаешь,
Натянув дежурную для других улыбку,
Говоришь, что гордая, а сама скучаешь,
Превращая жизнью свою в маленькую пытку.
Говоришь красивая, а никто не спорит,
Только подарить себя никому не можешь,
Отдаваться каждому? Думаю не стоит,
Только одиночеством свое сердце гложишь.
Говоришь упрямая, верно есть такое,
Как надежда — хрупкая и как боль — жестокая,
Просто сердце стало, будто ледяное,
Сильная и смелая… жаль, что одинокая…
Can anybody hear me?
Or am I talking to myself?
My mind is running empty
In the search for someone else
Who doesn't look right through me.
Женщина с верхнего этажа покончила с собой, выбросившись из окна. Ей было тридцать один год, сказал один из жильцов, – этого довольно, и если она успела пожить, то можно и умереть. В доме ещё бродит тень драмы. Иногда она спускалась и просила у хозяйки позволения поужинать с ней. Внезапно она принималась целовать её – из потребности в общении и теплоте. Кончилось всё это шестисантиметровой вмятиной на лбу. Перед смертью она сказала: «Наконец-то!»