Народ — единственный критик, чье суждение имеет ценность.
Какова главная прерогатива аристократа? То, что его не принято поднимать на смех. Над людьми других классов разрешено смеяться.
Народ — единственный критик, чье суждение имеет ценность.
Какова главная прерогатива аристократа? То, что его не принято поднимать на смех. Над людьми других классов разрешено смеяться.
... народы, которые не в состоянии быть самими собой, цивилизации, подражающие другим, нации, довольствующиеся историей других, обречены на крах, вымирание, забвение.
Пришла мысль: феномен критиканов состоит в том, что ты имен их не знаешь, в лицо не видел, а они о тебе все знают и имя твое у них на устах.
Всё, что совершается в зависимости от ожидаемой награды или кары, будет эгоистическим деянием и, как таковое, лишено чисто моральной ценности.
Переход от варварства к цивилизации в погоне за мечтой, затем – постепенное ослабление и умирание, как только мечта эта будет потеряна, – вот в чем заключается цикл жизни каждого народа.
Временный рост мандавошки равен высоте объекта, на который она гадит, плюс 0,2 миллиметра.
Вы, мужчины, все теперь заражены идеологией, политикой, этикой; мы, женщины, чувствуем ещё по-прежнему. Я знаю, что такое родина, но понимаю, во что она обратилась в наши дни: в средоточие убийства и рабства. Можно чувствовать себя частицей своего народа, но если этот народ охвачен безумием, не следует безумствовать с ним вместе. Если для них ты уже стал числом, номером, орудием, пушечным мясом, то я ещё вижу в тебе живого человека, и я тебя им не уступлю. Никогда я не осмеливалась тобой распоряжаться, но теперь я считаю своим долгом защитить тебя; до сих пор ты был разумным, зрелым человеком с твердой волей, теперь, окончательно потеряв волю, ты обратился в негодную, поломанную машину долга, подобно миллионам других жертв. Они завладели твоими нервами, но забыли обо мне; никогда я не была так сильна, как теперь.