Что-то бессознательно отталкивало ее в этом человеке, главным образом то новое, непривычное, что собственно и пленило ее.
Ей хотелось видеть людей, на несколько часов отдохнуть от себя, прервать самоубийственное одиночество страха.
Что-то бессознательно отталкивало ее в этом человеке, главным образом то новое, непривычное, что собственно и пленило ее.
Ей хотелось видеть людей, на несколько часов отдохнуть от себя, прервать самоубийственное одиночество страха.
Но бывает в воздухе такое затишье, которое будит чувственность не меньше, чем духота и грозы, такая равномерная температура счастья, которая взвинчивает сильнее всякого несчастья. Сытость раздражает так же, как голод, и от надежной, устоявшейся жизни Ирену потянуло к приключению.
Больше всего обвиняемые страдают от утаивания правды, от угрозы ее раскрытия. Как мучительна необходимость защищать ложь от множества скрытых нападок!
Страх — хуже наказания. В наказании есть нечто определенное. Велико ли оно или мало, все лучше чем неопределенность, чем нескончаемый ужас ожидания.
Малодушный страх перед решительным словом, на мой взгляд, постыднее всякого преступления.
Ты спрашиваешь: неужели мне её не жаль? Сегодня уже нет. После того как её наказали, ей стало гораздо легче, хоть она сейчас и огорчена. По-настоящему несчастна она была вчера, когда злополучная лошадка лежала в печке. Весь дом разыскивал её, а малютка непрерывно дрожала от страха, что пропажу вот-вот обнаружат. Страх хуже наказания. В наказании есть нечто определённое. Велико ли оно, или мало, всё лучше, чем неопределённость, чем нескончаемый ужас ожидания. Едва только она узнала, как её накажут, ей стало легко. Пусть тебя не смущают слёзы — сейчас они только вырвались наружу, раньше они скоплялись внутри. А таить их внутри куда больнее.
... и теперь ее уже манила новая игра подольше сердиться на него, чтобы стать ему еще желаннее.
Внутри еще тихонько щемило что-то, но это была благотворная боль — так горят раны, прежде чем зарубцеваться навсегда.
Уже последние минуты близости были отравлены нарастающей тревогой; она торопились уйти, от спешки у неё тряслись руки, она не вникала в слова возлюбленного, нетерпеливо пресекала прощальные вспышки страсти, все в ней уже рвалось прочь, прочь из его квартиры, из его дома, от этого похождения, обратно в свой спокойный, устоявшийся мирок.