Большие города — они как эти камни. Могут казаться прочными на вид, но стоит их расшевелить, и они обрушатся.
Если бы только люди были умнее, если бы они были развиты настолько, чтобы относиться ко всем одинаково, даже если кто-то выглядит иначе.
Большие города — они как эти камни. Могут казаться прочными на вид, но стоит их расшевелить, и они обрушатся.
Если бы только люди были умнее, если бы они были развиты настолько, чтобы относиться ко всем одинаково, даже если кто-то выглядит иначе.
Девяносто процентов населения планеты живут с промытыми мозгами, и только считанные люди во всем мире знают, в чем заключается эта промывка
В детстве и юности мы все даем клятвы. Все волнует тебя, все кажется важным и главным, но из этого приходится вырастать, как из одежды, которая становится мала.
С тех пор как Николя приехал в Париж, он не уставал удивляться. Его все еще пугало беспорядочное уличное движение, которое подвергало опасности жизни прохожих. Он отметил, что городская жизнь хорошо отражала взаимоотношения между людьми, которые стояли на разных ступенях социальной лестницы. Крупные презрительным взглядом мерили мелких, возницы богатых экипажей расчищали себе дорогу, направо и налево стегая кнутом. И они не ограничивались лошадьми: частенько перепадало и бедным экипажам, и даже несчастным бродягам, которые осмеливались протянуть руку к карете.
Город на рассвете был похож на женщину, лучшие годы которой остались уже позади. Одни в этом возрасте еще сохраняют свежесть и яркий румянец молодости (к сожалению, только на щеках), другие же пребывают в мрачном унынии и с тоской вспоминают счастливые дни. Женщины, все еще сохранившие свою красоту, становятся суровыми, безжалостными и мужеподобными, демонстрируя свою порочность и полное пренебрежение моральными принципами.
Но дело-то не в том, как жить и что есть. Дело в том, чтобы стать такой, какой я хочу стать. А не такой, какой я должна стать по мнению какого-то гадского хирургического консилиума.
... Город медленно остывает, затихает, словно вытягивается, как зверь перед тем, как положить одно ухо на лапу и полузакрыть громадный огненный глаз.