— А кто такие курды?
И женщина, как ни удивительно, не смогла ответить. Это в порядке вещей: все притворяются осведомленными, а решишься спросить — ничего не знают.
— А кто такие курды?
И женщина, как ни удивительно, не смогла ответить. Это в порядке вещей: все притворяются осведомленными, а решишься спросить — ничего не знают.
Страсть не дает человеку есть, спать и работать, лишает покоя. Многие боятся ее, потому что она, появляясь, крушит и ломает все прежнее и привычное.
Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир. Многие способны предвидеть эту угрозу и умеют укреплять гнилые строптила так, чтобы не обвалилась ветхая постройка. Этакие инженеры — в высшем смысле.
А другие поступают как раз наоборот: бросаются в страсть очертя голову, надеясь обрести в ней решение всех своих проблем. Возлагают на другого человека всю ответственность за своё счастье и за то, что счастья не вышло. Они всегда пребывают либо в полном восторге, ожидая волшебства и чудес, либо в отчаянии, потому что вмешались некие непредвиденные обстоятельства и все разрушили.
Отстраниться от страсти или слепо предаться ей — что менее разрушительно?
Когда учишь кого-то чему-нибудь, кое-что новое открываешь и для себя.
Мы ищем собственный ад, мы тысячелетиями созидали его и вот после огромных усилий можем теперь с полным правом выбрать себе наихудший образ жизни.
В конце концов, все мы рождаемся с сознанием своей вины, страшимся, когда счастье оказывается чем-то вполне возможным, и умираем, желая наказать других, потому что всю жизнь чувствовали себя бессильными, несчастными и не оцененными по достоинству.
Самое глубокое, самое искреннее желание — это желание быть кому-нибудь близким.
Людям нравится выглядеть лучше, чем они есть на самом деле...
Иной раз легче добиться ответа молчанием, чем задавая вопросы.
... подлинная изысканность: знать, что обладаешь чем-то таким, о чём другие не только не мечтают, но даже не имеют понятия.
Жизнь дает больше, а учит крепче. Однако мы не больно-то усваиваем ее уроки.
Опасность таится в том, что порой мы обожествляем боль, даём ей имя человека, думаем о ней непрестанно.