— Первый, глупый поросёночек хрю-хрю-хрю...
— Реви, я сказал, чтоб они нам не мешали, а не играть с ними.
— Датч. Они видишь, какие спокойные и даже не дышат.
— Первый, глупый поросёночек хрю-хрю-хрю...
— Реви, я сказал, чтоб они нам не мешали, а не играть с ними.
— Датч. Они видишь, какие спокойные и даже не дышат.
Яйцо ворона, кровь курицы, еще немного крови, глазные яблоки крокодила, яйца тритона... Наверное, теперь он стал трансексуалом!
— Мне вообще кто-нибудь может объяснить, шо здесь происходит?
— Так... А я щас объясню!
— Иван Степанович, можно я ей скажу?
— С превеликим удовольствием я за этим понаблюдаю!
— Понаблюдайте, ну-ну!
— Достопочтимая Лариссон, спешим Вам сообщить, что мы от Вильгельма Ван Бобеля. Иван Степанович, я не исказила фамилию?
— Я восхищаюсь Вами, Ольга Николаевна!
— О, мой шериф Гнилогемский! Тебя закололи! Как ты себя чувствуешь?..
— Помираю я, дура!
Хотите поговорить о количестве убийств? Конечно, оно снизилось! А количество перестрелок нет, черт побери. Просто медики научились лучше лечить людей.
— Это что?
— Это моя грудь, Кэрри.
— Я тоже такую хочу.
— Подожди немного, Кэрри. Лет через восемь-девять и у тебя появится...
— Нет, не появится. Мама сказала, что у хороших девочек её не бывает.
— Когда-то там жили дети, гуляли по улицам, а теперь там ***ки за ручки держатся. Скажи, что тебя это не бесит!
— Да, когда я увидел это в первый раз, было немного странно. Знаешь, что я сделал после этого?
— Что?
— Продолжил жить своей жизнью!
А немец бардака не любит. Это для нас он вынужденная среда обитания, а для него – чужеродная стихия.