живопись, картины

Художники

живут с обнажённым сердцем,

чувствительной кожей

и открытой душой.

Весь мир с его сложностью

до гигагерца

Они ощущают и в гнев, и в покой.

Они видят всю красоту даже в мраке,

Наощупь готовы пройти этот путь,

Ведь сердце поможет справляться со страхом,

Так часто желающим нас обмануть.

В них сила и хрупкость слиты воедино.

Искусство — их слабость и громкая мощь.

Храните людей бесконечно ранимых:

Их так просто ударить — им так трудно помочь...

— Сколько?

— Что, сколько?

— Вот за это, сколько?

— А! Это... Нет, это не продаётся.

— Ой, дорогой мой... Всё продаётся!

— Так говорят старьёвщики.

Когда в руках кисть, ему достаточно подумать о Нине — и его полотна наполняются будущим.

Живопись — это память, Эдгар. Проще не скажешь. Чем яснее память, тем лучше живопись. Чище. Эти картины, они разбивают моё сердце, а потом оживляют его.

Художник должен рисовать не то, что он видит, а то, что будет видно.

Ощущение, которое мы испытываем, когда смотрим на картину, не стоит отличать от самой картины или от нас самих. Ощущение, картина и мы объединены в одну тайну.

Моя живопись — это видимые образы, которые ничего не скрывают… они пробуждают тайну. И когда люди видят одну из моих картин, они задают себе простой вопрос: «Что это значит»? Это ничего не значит,

потому что тайна тоже ничего не значит, это непознаваемо.

Когда вы смотрите на картину, можете задаться вопросом, что воображаемо, а что реально. Речь о реальности явлений или о явлении реальности? Что действительно внутри, а что снаружи? Что у нас тут: реальность или сон? Если сновидение — это откровение о жизни наяву, то жизнь наяву также — откровение о сновидении.

Реальные вещи не просто тривиальные и обычные предметы из нашего непосредственного окружения. Что действительно реально — так это то короткое мгновение, когда у нас появляется такое ощущение. И это то, что я пытаюсь выразить своими картинами.