ярость

Хенде хох! Лягай, лягай! Лягай! Аллес! Аллес! В угол. В угол! Хенде хох. Хенде хох! Ну что, взяли? Взяли, да? Пять девчат… пять девочек было всего! Всего пятеро! И не прошли вы! Никуда не прошли! Сдохнете здесь, все сдохнете. Лично каждого убью. Лично. А там пусть судят меня. Пусть судят.

У тебя есть все основания злиться. Но, поверь мне, чем больше убиваешь, тем больше тебе сносит крышу. Кровь подпитывает ярость. По мне, так у тебя две возможности. Можешь продолжать убивать, и однажды не узнаешь себя в монстре, каким стал. А можешь забыть и продолжить свой путь, потому что это единственное, что может дать тебе успокоение.

Говори, пока ты в ярости и эта речь будет самой лучшей из тех, о которых ты пожалеешь.

Теперь она думает обо мне и что-то чувствует, так? Может, и нехорошее, но это уже что-то. Она уже не безразлична ко мне. Есть с чем работать. Между яростью и безразличием я всегда выберу ярость.

Если людей долго унижать, в них вызреет и вырвется наружу неукротимая ярость.

Через некоторое время ярость остынет и превратится в черное спокойствие ночи.

В каком-то смысле эта мысль страшнее, чем предположение о слепой ярости природы, обрушившейся на нас.

Разозлись! Зверь в тебе! Пусть от боли душу рвёт.

Ты сказал: «Я в беде». Но никто не подойдёт.

Нервы жги, пусть горит, самый сильный на земле

Зверь, который победит, сидит в тебе.

Этот, обезумевший, шел до конца. Не ярость вела его — нечто большее, чем ярость, огромное и чудовищу недоступное. И, поняв это, потомок Юкки впервые в жизни испугался.

Не дракона — дракон издыхал. Испугался того, что двигало им. Того, что превратило страх смерти — святой, всеми владеющий страх — в посмешище.