мысли

— Для чего же памятник империи?

— Именно для того: только империи и можно поставить памятник, потому что у нее есть средства для такого памятника и потому что только она обладает высшим смыслом накануне неизбежной гибели. Дурно ли, хорошо ли, но пусть вспоминают о ней: она — высшее соединение совершенства и уродства, бога и человека. Все прочее — пошла игра провинциалов.

— Так вот каковы твои тайные мысли, — сказал Сократ.

— Я вынужден так мыслить. Не свою волю исполняю, но волю истории. Геродот сегодня хорошо сказал: «Сидящий на льве не может соскочить с него добровольно». Помнишь?

— Помню. Но ведь ты управляешь волей народа — это все видят.

— Но лишь в той мере, в какой он позваляет собой управлять. Телега сама катится только вниз, а вверх ее надо либо тянуть, либо толкать, да и то когда достаточно сил или если не слишком велика крутизна подъема. Отпустишь телегу — и все полетит в пропасть. Я еще толкаю эту старую огромную телегу.

Мне в Освенциме говорили, что я — недочеловек, что я — раковая опухоль на теле человечества. И вот я всё ещё здесь, потому что я отказывалась к этому прислушиваться. Меня же нельзя заставить думать так, а не иначе, меня нельзя заставить испытывать те или иные чувства, которые я не хочу в себя пускать. И в этом ключ к восстановлению контроля над собственной жизнью, в этом ключ к возможности переписать тот сценарий, который тебе кто-то навязывает.

Мы можем изменить свое поведение, лишь изменив свои чувства, а чтобы изменить чувства, следует изменить мысли.

... И поэтому, на восьмой день, Он создал их — проклятых, испачканных собственными мыслями.

— Тебе, как я давно приметил, присущи лишь две страсти: ты крошишь и шлифуешь камни и изводишь в спорах всех встречных. Как каменотес — ты кормишь себя. А чего ты достигаешь спорами, Сократ?

— Тоже кормлю себя, — ответил Сократ. — Но не тело кормлю, а душу. Душа ведь питается мыслями, как чрево — вином и сыром. Кто питает одно тело, у того хиреет душа.

— А кто питает только душу?

— У того хиреет тело, — засмеялся Сократ — ответ был так очевиден. — Но с душой мы обретаем вечность, а с телом едва доживаем до восьмидесяти... Вот и суди, что важнее — питать душу или питать тело. Но лучше одновременно насыщать и душу и тело.

Надо следовать Ликургу, который сказал: если власть — служение народу, то прекрасно все — и жизнь, и смерть, и слава, и позор, когда они полезны государству. Надо принять эту судьбу, ибо она именно такова по своей природе и другой быть не может. Но она никогда не сбрасывает со счетов дела и мысли человека.

... Писатель и художник пользуются разными средствами, но выражают одну и ту же мысль.

Я не представляю себе честности и в денежных делах без честности в мыслях.

Чрезмерное обилие книг распыляет мысли.

Такой взгляд может напугать. Взгляд без мыслей всегда опасен.