катастрофа

— Денис, я понимаю, что там, на перроне ощущения у тебя были, говоря твоим же языком, гораздо выше средних. Но ты хорошо выслушал немецкого оберста? Ничего не упустил? Там кроме документов, карт и мёртвых генералов в штабе в том числе одну очень важную новость, Фон Кэрн сказал, что знамена уже год, как хранятся в корпусных штабах. А теперь подскажи мне, мой любезный друг и командир, где ты сегодня резвился, не оставив под конец ни единой живой души? Сие паскудное заведение называлось штаб армейской группы «Войрш», в девичестве — Силезского ландверного корпуса. Денис, штаб... Силезского... ландверного... корпуса!..

Ёптить!... Блин!... Ослик ушастый!... Лопух подсортирный!... Прохлопать такое!..

На полу валяются искомые регалии!... Раз, два, три, четыре... Нет, так не сосчитать... Захожу и начинаю составлять древки с трофеями в угол, изображая дворника с инвентарем... Девять, десять, одиннадцать... И куда же мы такую охапку спрячем?... Пятнадцать, шестнадцать, тяжелый шелк разных оттенков, но с неизменными черными диагональными крестами и такого же цвета воинственно расправившим крылья орлом в золотом лавровом венке с императорский короной и гордой латынью «PRO GLORIA ET PATRIA». Всё... Шестнадцать полковых, бригадных, дивизионных знамен. И одно корпусное... Нести их с собой — это как первомайскую демонстрацию из будущего пародировать, а нам нужна максимальная скрытность. Типа, не видел, не знал, не брал, поэтому — не отдам. Следовательно, сделать нужно так...

— Прокопенко, друг любезный, иди-ка сюда! Скажи мне, может ли справный унтер-офицер в абсолютно любых условиях найти три пустых дерюжных мешка? И сколько времени ему на это понадобится?

— Петька, Макар, комбату срочно мешки нужны, три штуки! — Старый служака сходу соображает что нужно делать. — Одна нога здесь, другой уже не вижу!

Мир — это покой, значит, отсутствие движения и развития. Катастрофы являются тем толчком, который возбуждает в людях творческую энергию, перетряхивает их, заставляет видеть новое.

Вы знаете, почему в первые часы катастрофы башен-близнецов никто не пытался прийти на помощь? Задымленность, отсутствие вертолетов, шок, плохая видимость, невозможность действий в воздухе — все это отмазки для прессы. Просто весь мир был очень занят в эти часы. Он смотрел прямую трансляцию с места атаки по CNN.

Снова и снова сражает нас не катастрофа, но постижение ее.

Она больше никогда не слышала имени Пьера — он оставался в ее сердце ядовитым цветком, но понемногу увядал. Затем появился Жюль, и с этого цветка облетели последние лепестки. Так продолжалось до того дня, пока чудовищная катастрофа не уничтожила все в одночасье...

Катастрофы на свой зловещий лад ставят все на свое место.

Он знает — люди, застигнутые катастрофой, уже не боятся. Пугает только неизвестность. Но когда человек уже столкнулся с нею лицом к лицу, она перестаёт быть неизвестностью. А особенно — если встречаешь её вот так спокойно и серьёзно.

Земля в черном небе вдруг преобразилась. Она воспламенилась. Часть её диска вдруг распалась на миллионы частиц — будто рассыпалась огромная мозаика. С минуту Земля пылала жутким рваным пламенем, увеличившись в размерах раза в три, потом съежилась.

— Что это было? — Сэм глядел на зеленый огонь в небесах.

— Земля, — ответила Эльма, прижав руки к груди.

В очевидности того факта, что мир застрял где-то между безысходностью и катастрофой, можно запросто убедиться из окна обычной квартиры.