героизм

Милая, я иду на войну за мир.

Буду дома спустя полгода.

Твой голос дарует приливы сил —

Напой мне на ухо свободу.

Я знаю: ты делаешь всё лучше всех,

Твой вклад в победу огромен!

Мы вместе спасаем планету от смерти,

Наш труд и велик и скромен.

Мы просто пускаем круги по воде,

Доносим в сердца заботу.

Я верю, что люди на всей Земле

Начнут сберегать природу.

Мы общими силами Рай создадим

И сделаем свет прекрасней!

Я иду на войну, на войну за МИР.

Целую тебя. До связи!

Все в этом мире не так, как должно быть. Он суровый и жестокий. Поэтому есть мы — чемпионы. Не важно, откуда мы пришли, что сделали и пережили, не важно даже меняем ли мы что-то. Мы живем так, будто мир такой, каким и должен быть, чтобы показать ему, каким он может стать.

Лучше мне получить твоё тело, пробитое пулей, и известие, что ты пал с честью,

Чем узнать, что ты струсил на поле битвы.

Не станет ни один герой убитым драконом хвалиться.

И не из скромности вовсе.

Из занятости.

Ему некогда назад оборачиваться: когда есть внутри жажда невероятная до свершений, лишь несвершённое важно. Важно лишь то, что еще не достигнуто. И чем невероятнее цель, тем большей собранности она требует, а, значит, и веры.

Мы всё время обсуждаем с нашими слушателями вопрос выбора. Вот был ли у этих людей выбор... Я думаю, что военные, настоящие военные, которых, я в этом абсолютно убеждён, искренне, в наших вооружённых силах — абсолютное большинство, вообще не рассматривают вот эту псевдолиберальную проблематику про обязательность наличия выбора, как существующую. Для человека долга никакой проблемы выбора нет. Вот был ли выбор у офицера Прохоренко, который вызвал огонь на себя? Был ли выбор у лётчика Филипова? Был ли выбор у милиционера Нурбагандова в Дагестане? Ну теоретически вы, конечно, можете рассмотреть, но эти люди считали, что никакого выбора у них нет. Они должны поступать так, как велит им их долг. Так же поступили четырнадцать офицеров героев-подводников.

— Нечто, правда? Мы в Канзасе живем на равнине, поэтому ездим в горы. Всё как на ладони, до самой поймы. Ферма на дне мира. Как-то раз дожди стояли стеной, мне и двенадцать не было. Отец взял лопаты и мы вкалывали всю ночь, пока я не отрубился. Но мы остановили воду. Спасли ферму. Твоя бабушка испекла торт, сказала, что я герой.

Позже в тот день мы узнали, что своими руками отклонили поток. Всю ферму Лэнга смыло. Пока я ел свой торт, их лошади тонули. Я ещё долго видел их во сне.

— Этот кошмар прекратился?

— Да. Когда я встретил твою маму, она подарила мне веру в добро. Она была моим миром.

Я по тебе скучаю.

— И я по тебе, пап!

Летом пришла очередь очищать и «конопатить» крышу саркофага, сквозь щели которой фонтанировали «горячие частицы». Первыми вызвались добровольцы под руководством прораба Сергея Волкова. Десятиминутная вылазка стоила каждому до 0,8 бэр. Люди не обращали на это никакого внимания. «И хожу свободно я по саркофагу. Если нужно будет, и костями лягу», — самая популярная ликвидаторская прибаутка того времени.

В конце сентября Тертышкин и Болотов с группой из четырех человек проникли в реактор по разработанному ими же маршруту. Это обошлось Тертышкину аж в 10 бэр, а людям из его группы — по 4. Наградой стало понимание концепции будущих работ и отправка на лечение.

— Скажи, Пенни, почему женщинам аферы удаётся лучше, чем мужчинам?

— Симулировать — наш конёк?

— Потому что мужчинам необходимо быть героями.