Одна из самых тягостных обязанностей врача — сообщить пациенту и его родственникам суровую правду о его состоянии. Это поистине чёрные минуты. Специалисты любого профиля вынуждены становиться психотерапевтами, помогающими людям переносить удар и внутренне собраться перед лицом предстоящих испытаний.
диагноз
Одна из самых тягостных обязанностей врача — сообщить пациенту и его родственникам суровую правду о его состоянии. Это поистине чёрные минуты. Специалисты любого профиля вынуждены становиться психотерапевтами, помогающими людям переносить удар и внутренне собраться перед лицом предстоящих испытаний.
— У вас всё хорошо?
— Отлично. Говорю сама с собой, просыпаюсь от страха, что умираю, и срываюсь на тех, кого люблю. А в остальном всё хорошо.
— Вот это да! У моего отца точно такие же симптомы. Он обошёл всех лучших врачей, и все ставят один диагноз: вы еврей.
— Но я не еврейка. Я атеистка.
— Это очень по-еврейски.
— Четырнадцатилетняя девочка, приступ за приступом!
— Четырехлетний мальчик. На «ты» со смертью.
— Больной пять лет, как скончался.
— Никто и не говорил, что он жив. А ставить диагноз посмертно куда интересней.
Если я не буду слушать, то не узнаю, что скажет врач, и тогда, может, это не сбудется.
Я недавно понял, что я социофоб. Я не люблю людей, я боюсь людей. И я понял это сам, потому что рядом не оказалось людей, которые могли бы мне это сказать. А если бы они были, то кто они такие, чтобы я их слушал? И я поставил себе диагноз сам, по Википедии. Знаете это современную диагностику? Когда у тебя вылезает прыщ, ты гуглишь, почему вылез прыщ и через полчаса у тебя рак.