— Я всегда говорил — безопасность у вас паршивая.
— Просто никому в голову не приходило заявиться сюда и провернуть такой фокус, большие у тебя яйца, Люк.
— Сам удивляюсь, как не падаю.
— Я всегда говорил — безопасность у вас паршивая.
— Просто никому в голову не приходило заявиться сюда и провернуть такой фокус, большие у тебя яйца, Люк.
— Сам удивляюсь, как не падаю.
— Может мне носить с собой кастет или булаву, или что-то типа того.
— Ну, если ты влипнешь в неприятности, то без оружия ты будешь как без рук.
— Не думаю, я буду в порядке.
Дом всегда казался ей безопасным местом, маленькой крепостью — а теперь стена этой крепости была пробита. Безопасность оказалась ложью — ничуть не прочнее кирпича, дерева и штукатурки.
Суверенитет, безопасность и процветание — вот три прекрасных столба, на которых стоит мир.
Во всем институте чтобы ни одной живой души. Демонов на входе и выходе заговорить. Понимаете обстановку? Живые души не должны входить, а все прочие не должны выходить. Потому что уже был прен-цен-дент, сбежал черт и украл луну. Широко известный пренцендент, даже в кино отражен.
Страх владеет нами, только пока мы верим в опасность. Страх владеет нами только до тех пор, пока мы боимся. А смерти нельзя бояться. Не «не нужно», а именно «нельзя», «невозможно». Мы ничего не знаем о смерти. Нам известно, что мы не сможем продолжать своё прежнее существование. Но и что с того? Что в этом ужасного?!
Мы боимся, предполагая худшее? Но почему мы не думаем о смерти иначе? Ну, например, как о новом рождении? Мы сами придумали себе эту опасность. С равным успехом мы могли бы придумать и радость. Это наш выбор. И это говорю я — атеист, материалист и ещё бог знает какой зануда! Даже я так говорю! Как же могут бояться смерти те, кто утверждает, что верит в Бога, в загробную жизнь?! Как?! Объясните мне!
Общественная безопасность ничем у нас не обеспечена! Справедливость — в руках самоуправцев. Над честью и спокойствием семейств издеваются негодяи! Никто не уверен ни в своем достатке, ни в свободе, ни в жизни. Судьба каждого висит на волоске, ибо судьбою управляет не закон, а фантазия любого чиновника.