армия

Армейская дисциплина тяжела, но это тяжесть щита, а не ярма.

Хотите жить без забот и умереть без угрызений совести? Хотите жить, ни о чём не думая, и чтобы король сам о вас заботился? Тогда, не раздумывая, записывайтесь в армию.

— Я не хочу! — пискнул кто-то.

— У тебя нет выбора, — мрачно заявил офицер. — Наша родина — демократическая страна, а вы добровольцы и дадите клятву. Если не дадите — у вас есть такое право, — вот через эту дверь попадете в федеральную тюрьму, где просидите тридцать лет за уклонение от демократических обязанностей. Итак, повторяйте за мной.

Люди в казармах представляют собой концентрированную в пространстве на продолжительное время человеческую массу, собранную и локализованную механически, то есть насильственно и без учета их личностных особенностей и культурных принадлежностей.

Армия, знаете ли, это не только офицеры, хотя мы привыкли думать именно так. Армия не может быть лучше, чем её солдаты, и когда встречаются хорошие солдаты, следует их беречь. Это и есть работа настоящего офицера.

Тех, кто может бросить меч

И рабом в могилу лечь,

Лучше вовремя отсечь.

Пусть уйдут из строя.

Пусть останется в строю,

Кто за родину свою

Хочет жить и пасть в бою

С мужеством героя!

— Из Афгана придешь, что делать будешь?

— Пить буду.

— Ну, это понятно. Неделю попьешь, а потом?

— Опять пить буду.

— А дальше?

— И дальше пить буду. Пока не забуду все это. Потом встану, рожу умою и по-новому жить начну, если получится.

— Эт что!?

— Пополнение, товарищ комбат!

— Пополнение?! Ой-ёёё… Продали Родину, развалили армию!

... полководец, понимающий войну, есть властитель судеб народа, есть хозяин безопасности государства.

— Мне всегда задают три вопроса: почему я армии, сколько мне лет и отчего у меня волосы на груди окрасились. Начну с последнего: волосы у меня на груди окрасились, потому что я пролил на них ракетный окислитель. Лет мне двадцать девять, скоро юбилей. А в армии я потому, что меня жена с тёщей хотели в сумасшедший дом отдать — за убеждения. … Видишь суслика?

— Нет.

— И я не вижу. А он есть!