— Как обычно, в «Националь», или в «Эль Гаучо»?
— Сегодня — в военкомат.
— Как обычно, в «Националь», или в «Эль Гаучо»?
— Сегодня — в военкомат.
Махнув ханки, я решил признаться что Бобков, это я.
— Если бы вы знали моих друзей. Я им денег немало был должен. Хотя они сами нарывались. В руки купюры совали. В лицо кидались.
За деда, чудо-богатыря.
— К гадалке не ходи! Опять пьяный военный, не пущу!
— Этот прапор контуженый в боях за свободу нашей родины. Он герой, а вы его в часть сопроводить не даете.
— Ладно, заноси. Но! В коридор героя не отпускать — у меня ковры.
— Как там, на гражданке? Бабы есть?
— Практически нет, сами удивляемся.
— Как там, на гражданке? Бабы есть?
— Практически нет, сами удивляемся.
С верхней полки пердел проказник прапор, а мы мечтали о подвиге.
Вот взять меня — кем я был? А кем я стал? Мягко говоря, всем! А почему? Да потому что я — русский солдат! А русский солдат никогда не сдаётся. Один хрен, ему терять нечего. Это и есть наша главная военная тайна.
Мне было душно от мира. Мир ко мне симпатий тоже не испытывал. Надо было сделать выбор. В монастырях не давали курить, в тюрьмах — пить, оставалась армия. Армия — прекрасная страна свободы... и от мира, и от себя.
— Что это было?
— Батя был…