— Я знаю, развод это ужасно, но со временем станет лучше, поверь.
— Это лучше?
— Габи, когда уходила, забрала домработницу.
— Уверен? Кажется, под той кучей что-то шевелится.
— Я знаю, развод это ужасно, но со временем станет лучше, поверь.
— Это лучше?
— Габи, когда уходила, забрала домработницу.
— Уверен? Кажется, под той кучей что-то шевелится.
— Тебя это бесит, правда?
— Ты о чем?
— Что тебя сделал человек, который обращается к судье «Ваша честь».
— Ладно, не наседай на Оскара. Иногда такое случается.
— Эту фразу не любит ни один мужчина.
— А теперь, знаешь, что? Маковые зернышки. Неуловимые дьяволята. Я принесу пинцет.
— А знаешь, люди падают с балконов.
— С завидной регулярностью.
— Я уже обыграл тебя в двух видах спорта, но если хочешь еще трёпку, да, есть такое слово, я с радостью.
— Подозреваю, ты выберешь то, в чем разбираешься, что-то типа вязания.
— Ты имел в виду крикет?
— Нет, точно нет.
— Угадай, кто не получит варежки на Рождество? Надеюсь, твое высокомерие тебя согреет.
— Чего ты боишься: врачей или того, что они найдут?
— Ничего они не найдут, они будут шпынять меня за диету и сидячий образ жизни, а для этого у меня есть ты.
— Знаешь, я всегда думал, что напишу книгу, которая изменит взгляды людей на спорт, как «Человек, который изменил все» или «Фаворит». Но вместо этого я пишу книгу о парне, у которого два таланта: ловить мячи и не ловить хламидии.
— Я фотографирую гамбургеры. Знаешь в колледже я хотел быть Энни Лейбовиц или Ричардом Аведоном, снимать человеческую суть, а сейчас я делаю красивым фаст-фуд, чтоб американцы толстели. Я не творец, я торговец смертью.
— Признай, ты не классический мужик.
— Почему? Потому что пользуюсь блюдцами, потому что иногда пою арии в душе, потому что знаю, что складки на килте должны быть сзади?!
— Я знаю одного доктора на Пятьдесят восьмой улице.
— Доктора Маршалла?
— О Боже, ты тоже к нему ходишь?
— Издеваешься? Этот нос был спонсором его летнего домика.
Извини, тебе это мешает? Я бы сыграл твое любимое, но тяжело сыграть порно на виолончели.