Диверсант. Конец войны

В том-то и дело, Лёня, что это хреновая победа получается! Я думал — ярость нахлынет, а из меня жалость прёт!

— Такими кадрами, как ты — не разбрасываются.

— Да? ... А почему я тогда здесь? [на зоне]

— А здесь ты, Бобриков, по своей собственной глупости. Ориентацию в пространстве потерял.

Средь будничной тьмы

Житейской обыденной прозы

Забыть до сих пор мы не можем войны,

И льются горючие слёзы...

— Бобриков, и этой песни ты не знаешь?

— Нет.

— Эх, ты, кулема городская...

Если мужчина дал слово, значит он должен его держать.

— Если в живых останусь, заброшу куда-нибудь в глухомань, чтобы людей не видеть.

— Че вы так людей не хотите видеть?

— Да насмотрелся уже, ничего поскудней на земле нет...

Нужно быть храбрым человеком, чтобы быть трусом в Красной армии.

— Только вот плохо сидим мы тут на берегу моря, как в раю, а другие в это время кровь льют, победу приближают.

— Мы, Филатов, этой крови столько пролили, что захлебнуться можно.

— За что я люблю русских, так это за то, что гнилую картошку вы всегда берете позолоченной вилкой.

— Если этот хрен немецкий про русских гадости говорит, скажите, что я его в сортир башкой макну!

— Я, разведчик!

— Ты, Филатов, ДИВЕРСАНТ! И ничего зазорного в этом слове нет, хорошее слово...