Винн

— Почему ты так улыбаешься? Вид у тебя какой-то подозрительный, точно у кошки, которая сожрала голубя.

— Канарейку!

— Что?

— Я выгляжу точно кошка, сожравшая канарейку.

— У меня когда-то была очень большая кошка, но я же не об этом. Я о том, почему ты так ухмыляешься.

— Ты смотрел на неё! И должна заметить с огромным интересом. Точнее ты был... заворожен!

— Она наш командир. Я всегда жду её приказаний.

— Ааа... понимаю. И какой ты приказ прочёл в покачивании бёдер?

— Нет, нет, нет! Я не смотрел на... ну, ты знаешь... на то, что у неё пониже спины.

— Разумеется.

— Я смотрел... ну, может пару раз глянул в ту сторону. Но я на неё не глазел! И вообще даже ничего не видел!

— Конечно!

— Ты плохая! Как же я тебя ненавижу!

— Алистер, можно тебя на пару слов?

— Безусловно, всё что угодно для моего самого любимого мага. (Безусловно, всё что угодно для моего второго любимого мага).

— Сдаётся мне, что ты и наш отважный командир стали в последнее время неразлучны. Можно сказать, срослись.

— Это слегка преувеличено, ты не находишь?

— Что ж, теперь, когда вы настолько сблизились, тебе наконец следует узнать, откуда на самом деле берутся дети.

— Прошу прощения?!

— Знаю, церковь говорит, что человек видит своих детей во сне, а потом добрые духи вызымают их из Тени и оставляют у него на руках. Но это не правда. На самом деле происходит вот что – когда юноша и девушка крепко любят друг друга…

— Клянусь пылающим мечом Андрасте, я и так уже знаю, откуда берутся дети.

— В самом деле? В самом деле знаешь?

— По крайней мере, надеюсь, что знаю.

— Ааа… тогда всё в порядке. Ай-ай-ай, как ты покраснел. Как мило.

— Ты сделала это нарочно?

— Ну что ты Алистер, зачем я бы стала так поступать?

— Да потому что ты злюка, вечная маска хрупкой старушки, меня этим не обманешь. Я тебе теперь покажу.

— Алистер, можно тебя на пару слов?

— Безусловно, всё что угодно для моего самого любимого мага. (Безусловно, всё что угодно для моего второго любимого мага).

— Сдаётся мне, что ты и наш отважный командир стали в последнее время неразлучны. Можно сказать, срослись.

— Это слегка преувеличено, ты не находишь?

— Что ж, теперь, когда вы настолько сблизились, тебе наконец следует узнать, откуда на самом деле берутся дети.

— Прошу прощения?!

— Знаю, церковь говорит, что человек видит своих детей во сне, а потом добрые духи вызымают их из Тени и оставляют у него на руках. Но это не правда. На самом деле происходит вот что – когда юноша и девушка крепко любят друг друга…

— Клянусь пылающим мечом Андрасте, я и так уже знаю, откуда берутся дети.

— В самом деле? В самом деле знаешь?

— По крайней мере, надеюсь, что знаю.

— Ааа… тогда всё в порядке. Ай-ай-ай, как ты покраснел. Как мило.

— Ты сделала это нарочно?

— Ну что ты Алистер, зачем я бы стала так поступать?

— Да потому что ты злюка, вечная маска хрупкой старушки, меня этим не обманешь. Я тебе теперь покажу.

— Знаешь, Винн… у меня в Антиве остался друг, который был бы счастлив познакомиться с тобой.

— Прошу прощения?

— Салвейл предпочитает зрелых опытных женщин. Он говорит, что они более пышные, более ядрёные и смачные.

— И я именно такая?

— О да. Что проку отрицать, Зевран умеет распознать первосортную пташку.

— Я не пташка!

— Но, в конце концов, тебе же незачем отказывать себе в удовольствии пофлиртовать с мужчиной? Сейчас ты, может, и отнекиваешься, но я тебя уверяю, Салвейл господин зажиточный и довольно симпатичный.

— Я сейчас уйду. Спокойно. Очень спокойно. Это для того, чтоб тебе не пришлось корчиться от боли, когда твой мозг сам собой полезет из ушей.

— Вот. Последнее чего не хватало.

— Долгий выдался день. У тебя такие мешки под глазами, что, смею сказать, ты выглядишь ничуть не моложе меня.

— А я, с вашего позволения, миледи, скажу, что вы молодеете с каждый днем.

— Мальчик мой, смотри, с кем заигрываешь. Вот проснешься завтра со мной в обнимку — и я опять напомню тебе твою бабушку...

— С тобой в обнимку?

— Да, ты не ослышался. Мне, знаешь ли, не впервой просыпаться в обнимку с юношей.

— Неужели все женщины с возрастом становятся такими злюками и развратницами?

— Не все, радость моя, не все. Только я.

Любовь безмерно эгоистична. Она требует, чтобы любящий посвятил себя одному-единственному человеку, тому, кто заполнит весь его разум и сердце и исторгнет из них все остальное.

— Ну да, конечно. А почему бы и нет?

— Прошу прощенья?

— Ну, я б тебе кинул палку. Почему бы и нет?

— Палку?

— Ага. В любое время. Лучше всего в темноте.

— Полагаю, я должна быть польщена.

— Не знаю, что это за поза, но если тебе так привычней – само собой.

— Мне кажется, ты должен знать, что убийство — это плохо.

— Прости… ты ко мне обращаешься?

— Поэтому ты хотел расстаться с Воронами. Угрызения совести.

— Да, так оно и есть.

— Шути, если хочешь, но я чувствую, что в глубине души ты сожалеешь, что вёл такую жизнь.

— Верно. Я обо всём этом сожалею.

— Ну, что это за вечное детство? Неужели ты хоть раз не можешь поговорить серьёзно?

— Знаю. Я ужасен, и от этого мне грустно. Можно прижаться к твоей груди? Я хочу поплакать.

— Уверена, ты можешь поплакать и не на моей груди.

— Я говорил тебе, что я сирота? Я никогда не видел своей матери.

— О-хо-хо… Сдаюсь.

— Я слышала о… том, что случилось и… даже не знаю, что сказать. Но чувствую, что сказать что-то надо. Может быть, сожалею?

— Я не нуждаюсь в сочувствии, и поэтому не считай себя обязанной успокаивать меня. Лелиана, мы все знаем, что умрём. Так, какая разница?

— Потому… потому что раньше?

— Правда? Я могу умереть через год или завтра, от стрелы разбойника, вонзившейся в сердце. Я точно не знаю. Постоянный страх смерти лишает радости все на свете, в первую очередь, жизнь. Не тревожься обо мне, да и о себе. Смерть заберёт нас, когда вздумает, а до тех пор мы живы, воистину живы.

Так что лучше слушай меня, потому что если я паду до срока и ты что-нибудь напортишь, я воскресну из небытия, чтобы хорошенько тебя отчитать.