Роберт Локамп

Ненавидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться.

Я смотрел на неё. Она стояла передо мной, красивая, молодая, полная ожидания, мотылёк, по счастливой случайности залетевший ко мне в мою старую, убогую комнату, в мою пустую, бессмысленную жизнь... ко мне и все-таки не ко мне: достаточно слабого дуновения — и он расправит крылышки и улетит... Пусть меня ругают, пусть меня стыдят, но я не мог, не мог сказать «нет», сказать, что никогда не бывал там... тогда я этого не мог.

Я знал — она много думает о своей болезни, ее состояние еще не улучшилось, — это мне сказал Жаффе; но на своем веку я видел столько мертвых, что любая болезнь была для меня все-таки жизнью и надеждой; я знал — можно умереть от ранения, этого я навидался, но мне всегда трудно было поверить, что болезнь, при которой человек с виду невредим, может оказаться опасной.

Трудно найти слова, когда действительно есть, что сказать.

Важное, значительное не может успокоить нас... Утешает всегда мелочь, пустяк...

Я был подавлен, но не мог упрекнуть себя ни в чем. Чего я только ни видел в жизни, чего только ни пережил! И я знал: можно упрекать себя за все, что делаешь, или вообще не упрекать себя ни в чем.

Женщина — это вам не металлическая мебель; она — цветок. Она не хочет деловитости. Ей нужны солнечные, милые слова. Лучше говорить ей каждый день что-нибудь приятное, чем всю жизнь с угрюмым остервенением работать на неё.

— Поверхностны только те, которые считают себя глубокомысленными.

— А вот я определённо поверхностна. Я не особенно разбираюсь в больших вопросах жизни. Мне нравится только прекрасное. Вот ты принёс сирень — и я уже счастлива.

— Это не поверхностность — это высшая философия.

Хороший конец бывает только тогда, когда до него всё было плохо. Уж куда лучше плохой конец.

Женщина не должна говорить мужчине о том, что любит его. Об этом пусть говорят её сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.