– Мы с тобой уже три года вместе, я устала, понимаешь? Я хочу чего-то нового, хочу эмоциональной вовлечённости.
– Оль, но ведь это влюблённость, разве ты не видишь? Она хрупкая… неужели ты готова наши отношения разменять на эти зыбкие чувства?
– Мы с тобой уже три года вместе, я устала, понимаешь? Я хочу чего-то нового, хочу эмоциональной вовлечённости.
– Оль, но ведь это влюблённость, разве ты не видишь? Она хрупкая… неужели ты готова наши отношения разменять на эти зыбкие чувства?
Мы старались не палиться. Там ещё, часов в 11 все ушли куда-то, и я сидела на Грише. И мы как-то начали соваться, как будто уже это делаем, только в одежде. И тогда я поняла, что всё.
— А я между прочем завтра замуж выхожу. Твой же папочка постарался.
— Завтра. А сегодня не выходишь?
— А сегодня не выхожу.
— Ну тогда… раздевайся!
— Нет, я не опущу перед тобой глаз, проклятый Коршун! — вдруг крикнула она. — Я не боюсь тебя, потому что презираю! Я знаю, что ложь никогда не убьет правду! А правда на моей стороне.
«С первого взгляда», — говорит. Неправда, конечно. А вдруг правда? Что со мной? «С первого взгляда»...
— «Хочешь улучшить качество секса, бросить курить и похудеть – выходи замуж».
— Очень люблю логические скачки мифологизирующего обыденного сознания.
Бабушка продавала бруснику в банке, и в этом была такая щедрость природы – скопление щедрости, множественно сквозь стекло. Бабушка притоптывала и сметала снег пуховой варежкой, тёплой пуховой варежкой, с множественными тонкими волосками из какого-то тёплого животного, которое теперь греет руки людям. Если бабушка умрёт, то её внучка получит наследство – щедрые отрезы ситца и плюша, россыпи семейных фотографий, и эти варежки с запахом бабушки, и какой-нибудь фартук с пятнами брусники. С красивыми пятнами идеального красного цвета, с пятнами витаминов из ягоды.
Что же это за любовь, если она боится жертв? Нет такой любви, а если и есть, то, по-моему, и не любовь это вовсе.