Дорогой Кевин, мне нужно попрощаться с кем-то кто мне дорог, и кто еще здесь. Поэтому я прощаюсь с тобой. Мне было хорошо с тобой, Кевин. Когда мы были вместе, я иногда вспоминала, кем я была до того, как все изменилось, но я претворялась, делая вид что я ничего не потеряла. Хочется верить, что все может быть как раньше. Хочется верить что, я не стою среди заброшенных руин мертвой цивилизации. Хочется верить, что еще возможно достучаться до людей. Но это слишком тяжело. Тяжело потому, что я струсила. И не смогла стерпеть эту боль. Снова. Знаю, что так не честно Кевин. Ты тоже многое потерял. Но ты сильный. Ты еще здесь. Но мне уже здесь места нет. Я пыталась оправиться, Кевин. Я не хотела боли и пошла простым путем. И он привел меня домой. И знаешь, что я нашла дома? Я нашла их, Кевин, там где, оставила. Там, где они оставили меня. Я приняла правду лишь через три года. Но прошлое не вернуть и не исправить. Мне уже не помочь. Как может быть и всем нам. Я не могу так больше жить, Кевин. А умереть не хватает решимости. Но мне нужно к чему-то двигаться. К чему угодно. Не знаю, куда я еду. Просто прочь отсюда. От этого всего. Хочу туда, где никто не знает, что со мной случилось. Но я боюсь их забыть. И я не хочу забывать их. Не могу. Они были моей семьей. Думаю, я любила тебя, Кевин. Может, и ты меня. Жаль, что все это приходится писать на бумаге. Жаль, что не могу тебя увидеть и поблагодарить. И сказать, как много ты для меня значишь. Просто не могу. Я же говорю. Я трусиха. Так что пожелай мне удачи. Мне она пригодится. С любовью, Нора.
Нора
Cлайд с цитатой— Ты представь себе только, как человеку с таким пятном на совести приходится лгать, изворачиваться, притворяться перед всеми, носить маску, даже перед своими близкими, даже перед женой и собственными детьми. И вот насчет детей — это всего хуже, Нора.
— Почему?
— Потому что отравленная ложью атмосфера заражает, разлагает всю домашнюю жизнь. Дети с каждым глотком воздуха воспринимают зародыши зла.
— Ты уверен в этом?
— Ах, милая, я достаточно в этом убеждался в течение своей адвокатской практики. Почти все рано сбившиеся с пути люди имели лживых матерей.
Мне пришлось признать, что сейчас не лучшее время слушать рациональную часть мозга. Может быть, именно сейчас самое время переступить черту. Перестать играть по правилам. И принять невозможное.
— И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?
— У меня есть и другие, столь же священные.
— Нет у тебя таких! Какие это?
— Обязанности перед самой собою.
— Ты прежде всего жена и мать.
— Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек, так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком.
— Погоди, ты что, отказываешься выходить за меня?
— Нет.
— Тогда шо кобенишься? Грубо сказал?
— А я и не кобенюсь.
— Тогда пошли!
— Если я так плох в качестве опекуна, как насчёт того, чтобы стать моим любовником? Моя жена крайне толерантна в этих вопросах, — сказал 22-летний герцог Кашбарн.
— Ты серьёзно?! Ты самый большой придурок, раз реально предлагаешь такое! Ладушки, я посещу твою комнату позже, будь готов! — отвечает молодой граф Рейден.
— Э! Нечестно. Я тоже хочу в комнату к старшему братику, — говорит высококлассный убийца и добавляет, обращаясь к герцогу: — Знаешь, я просто «высший класс» в этом плане!
— Лорд Кашбарн, прекратите дурачиться! Не надо играть с графом в такие игры! — воскликнул Трейс. — И ты, Руарк, только масла в огонь подливаешь! — обратился друг герцога к убийце.
А на кровати в это время...
— Лорд Кашбарн, похоже, и правда развлекается, — весело вставила свои копейки законная жена герцога.
— Думаю, я, пожалуй, лучше стану вашей любовницей, госпожа, — как бы между прочим сказала Нора, нынешняя любовница Кашбарна, — ибо тут очень много соперников. Или это ваш план, чтобы остаться в одиночестве?..
Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и папа много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло.
— Неужели, это ты?
— Только не подкалывай, я была толстенькой.
— О, да!
— Если бы я сейчас была такой, я бы тебе не понравилась.
— Ну знаешь, с твоей толщиной я бы смирился. Но если бы у тебя не было двух передних зубов, я бы не смог с тобой общаться.