Люба

— Ой, у вас глаза на мокром месте. Чего?

— А шо я могу? Мне жалко людей, особенно всех.

— Александра Павловна, ты чё, лесбиянка?

— Есть грешок.

— Обалдеть денёк... Саш, ты меня извини, но я, вообще, мужиков люблю. Только за что — не понимаю, они такие все сволочи.

— Такие, как ты, всегда влюбляются в таких, как она.

— Такие, как я?

— Сильные в слабых. Вам мерещится, что вы их спасете. А им, может, спасаться и не хочется. Это во-первых.

— А во-вторых?

— А во-вторых, вас самих спасать надо. Но женщину, которая сможет это сделать, вы ни за что не полюбите...

Ой, не делайте мне лучше, мне и так хорошо!

— Ой, я поняла. В семнадцатом веке ещё не умели рисовать, они же только учились.

— Да что бы вы понимали?

— А шо ты думаешь, умение — оно везде одинаковое.

— Я думал, когда все закончится, я уеду в деревню. Дом поставлю. Хозяйство, корова, молоко и все такое, но...

— А тебе всегда нравилось дергать за титьки! Я тоже когда-то морочил голову телке одной. Все было даже хорошо, а потом она приготовила ужин и зажгла свечи... Пришлось расстаться.

— Извращенка.

— Во-первых, не будет советской власти.

— Куда ж она денется? Шо, уедет в Израиль?

Если ты, клизма, ещё раз что-нибудь забудешь, я сломаю тебе хребет, разломаю каждый сустав, выдавлю глаза и разорву рот, и больше никогда не буду с тобой водиться. Усёк?

Боже, я не имею вокруг себя нормальных людей!..

Солнце! Твой огонь горит внутри меня.

Солнце нам открыло всё от «а до я».

Ты яркий мой свет, мой закат и рассвет.

Только с тобой я быть хочу.

Знаешь, лишь тебя я люблю!